Московское метро: от первых планов до великой стройки сталинизма (1897-1935)
Шрифт:
Проводимая на военный манер мобилизация ресурсов и «борцов» на узловых участках при одновременном забвении других объектов, как то практиковалось при сооружении метро и других престижных проектов, в общеэкономическом плане к тому же была чревата разрушительными последствиями. При проведении индустриализации для «победы» было недостаточно добиться пары-тройки решающих прорывов. Концентрация на таких узловых пунктах оборачивалась в значительной мере расшатыванием экономики в целом. При мобилизации 10 тысяч рабочих московских заводов на строительство метро никто из ответственных за это решение не позаботился о последствиях этой меры для предприятий, потерявших лучшие кадры.
Модель военного положения пригодна также — наряду с другими — для объяснения радикализма и готовности к насилию сталинской системы, ее носителей и пособников. С одной стороны, речь здесь шла не только о насаждаемом пропагандой лозунге внешней угрозы, но и о реальной войне против внутреннего врага, которого по логике войны следовало одолеть с применением насилия. (Война этим не заканчивалась, в ее ходе обнаруживались все новые враги.) С другой стороны, ощущение себя на войне меняло систему ценностей и формы действий участников и постепенно снижало сопротивляемость в отношении методов расправы с «врагами». Личность товарища по работе, разоблаченного как кулацкий сын, в этом контексте была столь же малозначима, как личность вражеского солдата, в которого стреляют на войне. Это был очередной шаг к соучастию в Большом терроре 1936-1938 гг.
5. Неинтегрируемые модели поведения и их инструментализация
А) Открытый протест, неповиновение, саботаж (мнимый)
Не все рабочие приспособились к изменившимся условиям или интегрировались в качестве новичков в урбанистический рабочий мир. Известной, хотя численно и не установимой, части рабочих были присущи модели поведения, выходившие за пределы повседневного «своенравия». Правда, не вполне ясно, можно ли в этой связи применительно к Советскому Союзу 1930-х гг. говорить о «сопротивлении». Имели место разнообразные формы протеста, неповиновения, однако настоящее движение сопротивления, сравнимое, например, с национал-социалистической Германией, существовало только в фантазии авторов сводок ОГПУ [176] . В дальнейшем мы поэтому будем оперировать менее притязательными терминами «открытый протест» и «неповиновение».
176
Ср.: Plaggenborg. Stalinismusforschung. 1998. S. 446. Наличие «сопротивления» в русской деревне, напротив, подчеркивает Шейла Фитцпатрик (Fitzpatrick. Stalin's Peasants. 1994). Противники режима в любом случае действовали только мелкими группами. Австрийский путешественник сообщал в 1933 г., что в Самаре вошел в контакт с группой «нелегальной русско-фашистской партии, которая развивается в среде молодой интеллигенции». Около 15 молодых инженеров тамошней фабрики попросили его в рамках конспиративной встречи рассказать что-нибудь о Гитлере ("Osterreichische Gesandtschaft Moskau. Bericht des "osterreichischen "Okonomierates J. Nittel uber die Lage in der Sowjetunion, 2.4.1933. "OStA Wien, BMfAA, NPA, Karton 664). Американский коммунист, работавший на Московском электрозаводе, также столкнулся с противниками режима, которые устраивали конспиративные собрания (Smith. 1937. Р. 250).
Режим видел «сопротивление» и «саботаж» всюду, где из-за плохой организации, недостатков управления или прямой неспособности администраторов возникали трения, где проявлялись конфликты или не вполне конформистские модели поведения. Этот имманентно присущий системе поиск «классовых врагов» все же больше являлся дискурсом и в большинстве случаев не имел ничего общего с реальностью. Нет никаких оснований говорить о наличии в Советском Союзе 1930-х гг. потенциала политического сопротивления [177] .
177
Ср.: Schroder. 1988. S. 292. В этом труде приводится обширный перечень литературы о понятии «сопротивление» в национал-социалистической Германии, а также по истории рабочего протеста и проблеме аккультурации в ходе западноевропейской индустриализации.
Имели место, впрочем, выражения недовольства и протеста. Обнаруженные в последние годы донесения органов ОГПУ и рабоче-крестьянской инспекции подтвердили, что в период первых пятилеток рабочие испытывали серьезное недовольство. В 1928-1929 гг. в различных городах участились протесты и стачки. В Москве в 1929-1930 гг. также бастовали строительные рабочие и торфодобытчики. Акции эти, впрочем, были кратковременны и с небольшим числом участников {1522} .
В московских стачках приняло участие только несколько сот рабочих. Акции не имели политического характера, требования рабочих касались заработка и трудовых норм {1523} . Одному немецкому инженеру, работавшему в 1929-1932 гг. на заводе в Харькове, бросилось в глаза, что коллектив предприятия был недоволен и возбужден, поскольку зарплату часто задерживали по неделям, и рабочие с жаром требовали свои деньги. Тем не менее он подметил, что рабочие в Германии при сходных обстоятельствах реагировали бы гораздо более остро. Русские рабочие хотя и обнаруживали недостаток дисциплины, но в целом вынуждены были смириться с положением дел {1524} .
В 1932-1933 гг. по всей стране прошли стачки против сокращения продовольственных пайков. Власти арестовали забастовщиков, однако повысили норму выдачи. После 1933 г. имели место лишь отдельные волнения рабочих. Эта форма протеста между тем оказалась слишком опасной для рабочих. Во всех почти случаях участники этих акций были задержаны и отправлены в лагеря {1525} .
Также и на строительстве метро протестные акции, неповиновение и саботаж не получили широкого распространения. В мае 1932 г. начальники участков докладывали, что имели место многочисленные случаи отказа от работы, потому что занятые на подземных работах рабочие не получили обещанной спецодежды {1526} . Другие рабочие бросили работу, протестуя против жалких жилищных условий {1527} . Постановление Политбюро от 20 марта 1933 г. о реорганизации Метростроя {1528} , по всей вероятности, стало реакцией на стачку метростроевцев против плохих условий труда и быта [178] .
178
Так утверждает Егоров (Егоров. 1995. С. 4) со ссылкой на деда, работавшего тог да на Метрострое.
За 1934 г. в отчетах отдела кадров зафиксировано увольнение только четырех рабочих с формулировкой «за злостный саботаж» (см. табл. 34). За «дезорганизацию производства», под которой всегда имелось в виду то же самое нарушение, были уволены 63 рабочих. При среднем числе занятых на Метрострое рабочих в 36,5 тыс. это составляло всего 0,2%. Большие масштабы принял «отказ от работы», за который были рассчитаны 1247 рабочих (3,4% от среднего числа метростроевцев). Однако индивидуальный отказ от работы нельзя поставить на один качественный уровень со стачками.
Если верить сообщениям метростроевцев, случаи невыхода или отказа от работы целых групп рабочих представляли собой исключение. На шахте 31-32 12 рабочих не вышли на работу из-за задержки заработной платы. По решению своих коллег, принятому в рамках производственного совещания, все они были бессрочно уволены. Зачинщик, по обычной в то время практике, был «разоблачен» как беглый кулак {1529} . [179] На 1-й дистанции бригадир организовал стачку своей бригады в знак протеста против низкой оплаты труда. И его тоже «как кулака передали компетентным органам» {1530} . На шахте 17 бригада слесарей отказалась спуститься в шахту, так что их пришлось заменить комсомольцами {1531} . На других объектах рабочих, желавших вместе уйти со стройки, удалось уговорить остаться {1532} . Благодаря уговорам и личному примеру партийного секретаря группа старших проходчиков на шахте 16-17, несмотря на свой первоначальный отказ, все же отправилась в кессон {1533} .
179
Истинность такого «разоблачения» часто сомнительна, хотя обвинительные вердикты в отдельных случаях не поддаются перепроверке.
Отказ от работы …… 1247 — 3,7 — 2,0 — 3,4
Дезорганизация производства …… 63 — 0,2 — 0,1 — 0,2
Злостный саботаж …… 4 — 0,01 — 0,01 — 0,01
Всего уволено за «неповиновение» …… 1314 — 3,9 — 2,1 — 3,6
Одна комсомолка после убийства Кирова озаботилась тем, что Каганович всегда посещает стройку без надлежащей охраны и при этом его окружают плотным кольцом рабочие. Она подозревала, что среди них может найтись «классовый враг», который предпримет попытку покушения на Кагановича:
«И у меня появилось желание послать ему письмо, чтобы он так просто к нам не ходил, что врагов у нас еще много и поэтому нужно быть осторожным. Я писала Лазарю Моисеевичу так: мы тебя любим, ценим, знаем, как ты дорог нашей партии, как ты ей нужен. Поэтому тебе надо быть осторожным, чтобы с тобой не случилось то же, что случилось с тов. Кировым, так как врагов у нас еще много, классовая борьба еще идет и дальше в таком духе. После я сказала об этом секретарю партийного комитета» {1535} .