Москва 2042
Шрифт:
Не успел я положить трубку, как в дверь постучали. Открыв ее, я увидел уже знакомого мне полковника БЕЗО, который сказал, что именно ему приказано доставить меня в подземный городок.
Дорогой я не отрывался от смотровой щели и был просто потрясен тем, как Москва в считанные часы превратилась во фронтовой город.
Буквально все улицы и переулки были забиты войсками. Движением руководили офицеры с красными повязками на рукавах.
Неприятностей у нас действительно не было, кроме бесчисленных проверок, из-за которых
Эдика я нашел в его кабинете, очень взволнованного.
— Ну что? — спросил он меня. — Как добрался? Нормально? Ну да, я вижу, что нормально. Если бы не нормально, ты бы никак не добрался. Ужас, что происходит. Этот твой Сим…
— У меня нет никакого Сима, — перебил я.
— Знаю, знаю, ты его переименовал. Но ему это, кажется, даже понравилось. И теперь под именем Серафима он приближается. Войска, посланные ему навстречу, без единого выстрела переходят на его сторону. Откровенно говоря, я просто не понимаю, как это можно. Люди еще вчера прославляли коммунизм, клялись в верности Гениалиссимусу, восторгались каждым его словом. А сегодня они крушат его памятники, сжигают портреты и толпами переходят на сторону Серафима. Неужели все их славословия и клятвы в вечной преданности были всего лишь массовым лицемерием?
— Ну да, — сказал я, — возможно. Народные массы, они вообще лицемерны. Еще когда Древнюю Русь крестили, они с удовольствием повыкидывали всех болванов, которым до того молились, в Днепр.
Зазвонил телефон. Профессор схватил трубку.
— Да, слушаю. Что вы говорите! Ну конечно, ну конечно, это следовало сделать. И где он сейчас? Ага. А Серафим? Уже? Так быстро? Ну что ж, будут новости, звоните еще.
Он положил трубку и посмотрел на меня растерянно.
— Все кончено!
— Что кончено? — спросил я.
— Наступил конец эпохи. Два часа назад специальном космическим отрядом БЕЗО Гениалиссимус был арестован в космосе, спущен с орбиты и доставлен на Лубянку.
— Интересант! — сказал я.
— Интересант? — закричал он. — Ты думаешь, это интересно? Тогда тебе, может быть, интересно узнать, что Серафим, сопровождаемый разнузданными толпами озверевшего народа, пересек кольцевую дорогу и теперь движется в сторону центра по шоссе имени Стратегических Замыслов Гениалиссимуса.
— Каких замыслов? — спросил я.
— Это Минское шоссе, — сказал Эдик.
Он задумчиво подошел к своему аппарату, взял стаканчик с розой, отхлебнул из него и, кажется, успокоился.
— Да, между прочим, — сказал он, как бы очнувшись от забытья, — не хочешь ли отведать еще? — и протянул стаканчик мне.
— Спасибо, — уклонился я, — я уже пробовал.
— Слушай, — сказал Эдик, — у меня есть идея. Как ты считаешь, что за человек Серафим? Он, наверное, хочет жить долго?
— Ну, он и так уже живет слава Богу.
— Но наверняка
— Кто ж не хочет, — сказал я.
— Вот именно, — засмеялся он радостно. — Кто ж, не хочет. Хотят все, да не всем дано. Так вот слушай… — Он оглянулся, проверил, закрыта ли дверь, и заговорил быстрым шепотом. — Когда ты его увидишь, расскажи ему обо мне и моем изобретении. Скажи, чтоб он приказал не трогать меня и не мешать мне работать. А я с ним поделюсь. Я его регулярно буду снабжать эликсиром, и он будет жить, сколько захочет.
— Не дай Бог! — закричал я. — Умоляю, не делай этого. Если он будет жить, сколько захочет, он наваляет столько глыб, что всех ими задавит.
— Ну что ты! — сказал он. — Какие там глыбы! Ему сейчас будет не до них. Нет, ты пойми. То, что я говорю сейчас, очень серьезно. Если он прикажет не трогать меня и даст мне возможность работать, он будет жить практически вечно. — Он замолчал, внимательно посмотрел на меня и, подумав, сказал: — И ты тоже будешь жить. Пока не начнется промышленное производство, мы будем потреблять эликсир только втроем. Я, он и ты!
— Ты забыл еще одного человека, — напомнил я.
— Кого? Ах да! Боюсь, ему уже никакой эликсир не поможет.
Он схватил стаканчик, отхлебнул сам и опять протянул мне.
— Глотни, не бойся. Это только сначала кажется противно. А потом, когда распробуешь и осознаешь, что это делает тебя вечным и молодым, эликсир будет казаться вкуснейшим нектаром.
Опять зазвонил телефон. Он кинулся к трубке, а я взял оба стаканчика и поменял их местами. За окном происходила какая-то суматоха. Подъезжали и отъезжали военные паровики. Куда-то с визгом промчалась карета скорой помощи. За ней, но уже не с визгом, а воем пронеслась пожарная машина.
— Да-да, — говорил тем временем профессор. — Все понятно. Обязательно сделаю все, что в моих силах.
— Это какой-то ужас! — сказал он, положив трубку. — Толпы на улицах хватают и тут же раздирают на куски комунян повышенных потребностей и штатных агентов БЕЗО. О Гена, кажется, я волнуюсь!
Он схватил стаканчик и, в состоянии аффекта, залпом выдул все, что в нем было. А потом вдруг задумался, отвел стаканчик ото рта и увидел череп с костями. Его глаза были полны ужаса, когда он перевел взгляд на меня.
— Слушай, — сказал он. — По-моему, я перепутал стаканы. Я выпил что-то не то. Я выпил смерть! — закричал он и швырнул стакан на пол, и тот покатился под письменный стол. — Гена! Гена! Гена! — обхватив голову руками, кричал в истерике несчастный профессор. Вдруг остановился, пристально посмотрел на меня и спросил тихо:
— Это ты сделал?
— Я, — сказал я и криво ухмыльнулся, видя как он бледнеет.
Из всех удивительных вещей, которые мне пришлось увидеть в жизни, то, что происходило сейчас, оставило во мне самое незабываемое впечатление.