Москва 2066. Сектор
Шрифт:
– Я все-таки как-то не пойму, что во мне такого особенного, – сказал он. – И прямо скажем, я не хочу ехать в Сектор.
– Подумай о жене. Я знаю, как она поддерживала тебя, когда все отвернулись. Да, да, знаю. ТОГДА сюжеты о вашей семье показывали по телевизору на всю страну. Приходит время отдавать долги. Не так ли?
– Что будет, если я не справлюсь? Я не гуру какой-нибудь. И как я могу повлиять на кризис в вашей экономике и на расширение рынка?
– Это очень просто. Мы хотим наращивать экспортные отрасли. Поэтому нам нужен профессионал, который знает, как устроены мозги кретина…
Кровь
– Слышишь ты! – само собой выскочило у него.
– Хорошо, хорошо… Извини. – Незнакомец поднял громадные лапы в примирительном жесте.
– У меня сын… – задыхался от ярости Никита.
– Да я же говорю, извини. Откуда я мог знать, – оправдывался Виталий. – Вика мне ничего про сына не говорила. Он «тихий»? Так вы их называете? Ну и прекрасно. Где он, кстати? Сынишка?
– Твое какое дело? – Чагин начинал испытывать наслаждение от затопляющей его злобы.
– Никита! – взмолилась Вика. – Успокойся, прошу тебя! В чем он виноват? Мы же сами иногда…
– Ничего, – сказал Вике незнакомец. – Никита в чем-то прав. И реакция хорошая, здоровая. Я еще раз вижу, что мы в нем не ошиблись.
Он подмигнул Чагину:
– Нравится? Нравится быть таким? Это настоящая жизнь, дружище.
Адамов
Возможно (я допускаю это) все случилось только потому, что с самого начала послали не того человека.
Когда меня вызвал Изюмов и, оглянувшись на мрачные лица офицеров, сказал, что есть некоторые проблемы в Орехово-Зуево, я едва сдержался. «Ошибка! – хотелось мне крикнуть. – Большая ошибка! Не ту лошадь седлаете!»
Ведь это я, именно я, хотел когда-то взорвать Орехово-Зуево. Со всеми предместьями. Оставить вместо громадный котлован, и дело с концом.
Чагин
Сосед Чагина по лестничной клетке не захотел жить в Москве, уехал. Трехкомнатную квартиру оставил Чагину. Чагин присоединил ее к своей двухкомнатной: прорубил пару стен, замуровал лишнюю входную дверь, и получилось довольно просторное жилье для трех человек – не больше, но и не меньше, чем у других. Еще одна квартира на девятом этаже, третья, опустела два года назад и тоже досталась Чагину. В ней Никита хранил байдарки, лыжи, тяжелый арбалет со стрелами, палатки, инструменты и различный спортивный инвентарь.
Вещей в комнатах было немного, но все они были новые, основательные и добротные, сделанные руками. В столовой стоял большой овальный стол на массивных резных ножках, на кухне – широкая удобная плита и двойная мойка с тяжелыми бронзовыми кранами, вырезанная из настоящего камня. Такими же крепкими, надежными были стулья, полки, шкафы для одежды и комоды – шкафов было всего два, потому что Чагины не держали в доме лишней одежды, подражая в этом всем другим жителям своего района. В гостиной, кроме большого дивана и широких кресел, вырезанных из ореха и обтянутых настоящим гобеленом, а также низкого длинного столика, крытого толстым, в палец, стеклом, стоял черный кабинетный рояль; по стенам висели полки, уставленные книгами, в основном руководствами по садоводству; в углах размещались большие звуковые колонки, а на специальном стеллаже – проигрыватель
– Это все хорошо, – продолжал уговаривать Виталий, стоя у проигрывателя и перебирая пластинки в потрепанных бумажных конвертах. – Бетховен, Петр Лещенко, ручной работы мебель, салфетки, вязанные крючком, и вино с тульских виноградников. (Хотя, например, кофе ваш не пью, воняет какой-то краской…) Но это ведь не все, что нужно человеку. Согласись. Господь дал тебе талант, дар слова, нельзя зарывать его в землю, грешно…
– Это искушение, а не талант. Сказано: избавь нас от искушения.
– «И не введи нас во искушение», – поправил Виталий. – Ты тут с ними и Священное писание забудешь!.. Что бы ты ни говорил, что бы ты себе ни надумал, ты никогда не будешь таким, как они. Вот маленький пример. Вы двери закрываете на замок. Зачем? Я знаю, что никто из ваших соседей не запирает двери.
– Пожалуйста, не хватайте пластинку руками, – сказал Чагин.
– Потом, когда с заданием справишься, вас никто насильно в Секторе держать не будет. Захотите – уедете, захотите – останетесь. Опять же, если уедете, вернуться сможете, когда угодно. Я же сказал, дом будет ваш. Навсегда. И прислуга. Раньше такие условия предлагали только президентам… Но сейчас – во время выполнения работы – ты должен находиться в Секторе и не покидать его до завершения работ. Это условие, надеюсь понятное.
Вика по просьбе Чагина уже минут двадцать как оставила их одних, ушла в спальню или в детскую. Никита оглянулся и прислушался: ему показалось, что в коридоре скрипнула дверь.
– Не пойму только, зачем ехать всей семьей? Что, если я поеду один? – спросил Никита, на всякий случай понизив голос.
– А не боишься оставлять семью?
– Здесь? – улыбнулся Чагин. – Здесь? Шутите?
– Ну а сам не боишься один оказаться? У НАС?
Последние два слова Виталий произнес с таким нажимом и такой многозначительно-блудливой улыбкой, что Чагин сразу же вспомнил лужу в лифте.
– И не в таких местах бывал, – ответил он.
– Ты уверен?
– Уверен.
– А зря, – сказал Виталий и, приблизившись, сверху вниз посмотрел на высокого Чагина. – Зря, – повторил он.
Чагин выдержал тяжелый взгляд голубовато-стальных глаз. Он не отступил и молча ждал продолжения. От нависшего над ним незнакомца пахло чужим запахом сильного хищного тела и какими-то старинными духами.
Виталий вдруг взялся за пуговицу своего роскошного пиджака и, наклонившись к самому лицу Никиты, спросил:
– А ниток случайно нет?
– Каких ниток? – переспросил Никита.
– Под цвет костюма. Ты же сразу заметил, что у меня пуговицы чем попало пришиты.
– А, вы об этом. Нет, таких нет.
– Ну и ладно, – ответил Виталий, сузив и снова расширив зрачки.
– Так вот. – Он отошел к стеллажу и положил на место пластинку Slade 1977 года, фирма Polydor. – Резюме. Мне пора ехать. Буду здесь послезавтра в десять ноль-ноль. Посоветуюсь тем временем с президентом. Может быть, тебе и разрешат поначалу приехать одному, обжиться и осмотреться несколько дней.