Москва-Ерофеево
Шрифт:
Подхожу к столу, где все самые нарядные и самые нетрезвые. Меня обнимают бережные руки, так похожие на мамины. Ну, мне так кажется. Моя Мама никогда меня так не обнимала. Вообще не обнимала. Хочется прижаться к этой теплой и такой понимающей груди, выплакать всю боль, и наконец-то уснуть. Но нет.
– Всё у тебя будет хорошо, – гудит в макушку успокаивающий голос. Внутри всё отзывается болью на добрые слова. Только бы не разреветься здесь, на глазах у всех.
– Угу.
Руки размыкаются. Поднимаю голову. И вижу свою Подругу. Она идет, немного покачиваясь на высоченных каблуках,
Я не хочу больше здесь оставаться. Я не могу больше здесь оставаться.
Такси везёт меня по пустому грязному городу. Ночная дорога в бликах фонарей стремительно разворачивается за окном. «Ты слабая, слабая, слабая». Голос подруги звучит и звучит в голове. Сжимаюсь в комок на заднем сиденье. Нарядное платье, подаренное когда-то Им, касается грязного пола такси, пачкается. Я недостойна носить эти красивые вещи. Я не достойна быть с Ним.
– Мангууууст?.– голос Подруги возвращает к действительности. Тревожные серые глаза внимательно смотрят на меня. И будто не помнят, что было в том туалете.
Вздыхаю.
– Ты только не нервничай. Меня кладут в больницу. Примерно на пару недель.
– А что, по-другому нельзя? Ты уверена, что больница – это правильный вариант? А что Олег думает об этом?
Вздыхаю.
– Олег считает, что это единственно возможный вариант.
– Ну вот когда же у меня были проблемы, я же справилась сама. Неужели ты не можешь?
– Я не могу спать, я устала. Я так устала. Я так устала без Него.
Сажусь на пол.
– Да, я тоже устала, – говорит Подруга. – Представляешь, мой не обращает на меня внимания после того случая. Наверняка это его бывшая, он снова с ней. Я ему и писала, и говорила уже с ним. Но он никак не хочет мне поверить, что я ничего не делала.
– Дай ему время. Наверное, ему нужно побыть наедине с собой и обдумать всё. Ты же прекрасно знаешь, как легко он внушаем и как прислушивается к своим друзьям. Сейчас для него ты та, кто нарушила его привычный мир.
Встаю с пола, вытираю глаза. Саднит под рукавом свитера новый порез. Ощущаю его колючесть при каждом движении. Так мне и надо. Грязная тварь.
Содрогаюсь от омерзения.
– У меня есть к тебе одна просьба. Пожалуйста, если Он тебе напишет, расскажи Ему, где я. Пожалуйста.
– Да, хорошо, – Подруга соглашается. Только на неё у меня вся надежда. – Ты хочешь, чтобы он вернулся?
– Всем сердцем.
– Но ты же понимаешь, что всё будет как раньше?
– Да.
– Я не хочу, чтобы ты была с ним. Понимаешь? Эти отношения разрушили тебя, ты уже не ты.
– Нет, я хочу, чтобы Он вернулся. Только с Ним я чувствую себя счастливой. И живой.
Боль от потери стала невыносимой, сложила пополам. Любимый, любимый, вернись. Пожалуйста.
Глава три. Среда, 5 февраля.
Я методично собирала сумку. Мне было страшно. Дрожали руки. Я брала с собой— штаны домашние в котиков, пару футболок, пару носков, тёплую кофту, кружку, две ложки, зубную щетку, мыло, зубную пасту, мицелярную воду, смену нижнего белья на неделю, резиновые шлепки, коробку чая в пакетиках, пакетик соленых крендельков, планшет, пару книг своих и «Москва – Петушки» – то сокровище, единственная Его вещь, что у меня осталась. И все это с чувством отстраненности к происходящему. Глубоко внутри я плакала и осознавала, что все это напрасно, но раз так сложилось – пусть случится. Ничего хуже уже быть не могло. Ужасно хотелось хорошего конца этой истории.
Фантазии о великом спасении меня из психушки цвели в голове буйным цветом, заедаемые чаем и бесконечными упаковками с сырными чипсами.
Ближе к 18 часам приехала моя Подруга. Ей предстояло заботиться о моих котах и мне хотелось, чтобы она чувствовала себя как дома, но ощущение, что все не так и что она меня боится, не отпускало меня. Я ощущала себя не собой, не той, с кем она подружилась и кого любила. Мне было стыдно, и я чувствовала себя такой грязной, что хотелось содрать кожу под кипятком при помощи жесткой мочалки.
Она приготовила себе чай. Я в нервном возбуждении сидела на диване, уже внутренне не ощущая себя дома и не ощущая хоть какого-нибудь спокойствия. Страх перед неизвестностью грыз меня изнутри. Смешиваясь с тоской и отчаяньем от периодических воспоминаний о Нем. О.... как я скучала. Как ныло и плакало мое сознание, моя память, мои руки… тоска была такой невыносимой, что хотелось умереть, лишь бы не жить в мире, где рядом нет Его.
Приехал Олег. Позвонил. Пора. Я обреченно пошла надевать пальто. Руки не слушались, голос дрожал. Подруга тоже волновалась. Обычно она много говорит, но тут притихла. Меня снова накрыло волной стыда. Как же им всем не повезло знать меня.
Улица. Машина. Олег.
Я рада его видеть. Он то немногое, что осталось хорошего в моей жизни. То уверенное и тёплое. Как Папа, только лучше.
Стремительно разворачивается вечерняя дорога под колёсами машины. Уже горят фонари и свет в окнах тех, кому повезло находиться дома. Хочется закричать и убежать обратно. К себе на диван. Но нельзя. Нельзя. Очень важно понимать, что когда даже твои друзья за твою госпитализацию, скорее всего, это единственное, что тебе остаётся, чтобы выжить. В такой ситуации очень важно быть не одному и если не осознавать, то хотя бы видеть, что на тебя кому-то не все равно. Мне повезло с друзьями. Кому-то, может, повезёт с семьёй. Моя семья – Мама и Папа, остались глухи к тому, что происходило. Для них это стало позором семьи и ударом по ним. Какой-то смешной выдумкой от дочери, которая «пересмотрела американских фильмов».
И вот мы на месте. Больница встречает безмолвием и светом в окнах зданий советской постройки. Вход через решётку. Охранник. Прямо по коридору и дверь справа. Стучу.
Садитесь. Рассказывайте.
Отдаю направление. Рассказываю. Врач – женщина яркой внешности с усталостью и безразличием в глазах – расспрашивает обо мне. Рядом с ней пожилая сухая дама с косящими глазами. Меня она пугает своим взглядом сквозь предметы. Мне говорят, что я приехала не туда, что мне нужно в другую больницу и что здесь пациенты гораздо серьёзнее, чем я со своей ерундой. Прошу отпустить меня домой на одну ночь и вернуть направление. Обещаю утром поехать в другую клинику. А у самой в голове клацают мысли – домой домой домой домой, отпустите уже меня, я не хочу ничего, пожалуйста.