Москва – город проклятых
Шрифт:
Но Стас выбрал другой путь. Он подошёл к занявшему явно до этого пустовавшую койку «потёртому», и потребовал освободить его кровать. Тот решил обойтись пока без разборок и, пожав плечами и хитро оглянувшись на своих кунаков, мирно уступил.
Стас бросил матрас на освободившуюся лёжку и присел. Но уже через десять минут «потёртый», как ни в чём не бывало, снова оказался с ним рядом.
— Ты не злобься на меня, это шутка была с петушками, — объяснил он примирительным тоном.
— Я понял, — процедил сквозь зубы Стас.
«Потёртый» представился «Шнырой». Посыпались традиционные вопросы: «По какой статье здесь?», «Откуда сам?», «Как там на воле?». Хитрый фигляр старательно делал вид, будто не знает, кто перед ним, будто бы считает новичка обычным «пассажиром». Все вокруг тоже изображали равнодушие, но ловили каждое слово новичка.
Легат отвечал очень сдержанно, давая понять, что никакого желания откровенничать у него нет.
— Хочешь чифиря, мил человек? — расплывшись в улыбке, предложил Шныра.
Стас отказался и на какое-то время его оставили в покое. Он стал незаметно осматриваться. На лучшей койке возле окна читал книжку дедуля довольно мирной, даже благообразный наружности: с седой шевелюрой, бородой, на носу очёчки. Он не был похож на уголовника, поэтому Легату показалось странным, что «пенсионер» оказался на привилегированной шконке, положенной по рангу вору в законе или «смотрящему» камеры.
Справа через койку шла оживлённая игра в карты, там солировал какой-то дёрганный невротик в адидасовских трениках.
Легат устало прикрыл глаза и постарался расслабиться. Если удастся хотя бы на пять минут распустить сжатую в пружину мускулатуру, особенно плечи и спину — считай перезарядился. Но тут же услышал манерный женственный голос:
— Здравствуйте, меня зовут Рудольф. Можно просто Рудик.
Глава 4
Один из парий местного общества, вероятно подзуженный кем-то из уголовников, подъехал к Легату, и протягивал ему руку для знакомства. Дико было видеть на мужском лице обилие дамской косметики. На какие-то секунды Стас даже опешил от неожиданности. Остальные обитатели камеры делали вид, что не замечают происходящего, но Легат видел, что все только и ждут, когда мент совершит роковую ошибку…
Капитан снова дико напрягся, ведь тюрьма — не воля, здесь каждое своё слово и поступок приходиться тщательно вымеривать и просчитывать в условиях постоянного цейтнота; обычные человеческие законы дружелюбия и терпимости здесь не работают. Пожать руку «опущенному» — по тюремным правилам означает самому немедленно перейти в касту отверженных, и на законных основаниях переехать в петушиный угол. Требовалось либо ударить чудака, либо хотя бы грубо отшить.
— Ну что же вы?! Я Рудик, а вас как зовут? — настаивал полуголый провокатор, протягивая руку. В отличие от многих несчастных, которых просто сломали жестокие тюремные нравы, этот красавчик вероятно сам выбрал свою роль, ибо смазливой внешностью, высоким голоском и жеманностью он действительно напоминал женщину. Обнажённую грудь транссексуала украшала наколка в виде бюстгальтера с вытатуированными звёздами на сосках.
Игнорировать чудика было бесполезно, ибо он настойчиво лез со своими навязчивыми ужимками. Пришлось сквозь зубы предупредить провокатора, что если не отвяжется — пожалеет. Рудик сразу отвалил, обиженно заявив манерным голоском, что, мол, фу, какой невоспитанный мужчина ему попался.
Совещание в Центробанке только что закончилось, и сопредседательствовавший на нём Вальдемар Графф сразу направился к выходу из конференц-зала, — ни на кого не глядя и избегая обычных разговоров и интервью. Времени у него было в обрез. В коридоре высокопоставленный чиновник небрежно скинул помощнику портфель с документами, нервным движением ослабил узел галстука и достал мобильный телефон.
Торопливо сбегая по широкой мраморной лестнице старинного особняка на Неглинке, экс-министр на ходу набрал номер…
В недавнем прошлом один из ключевых министров экономического блока правительства, а нынче Председатель правления крупнейшего банка страны, Вальдемар Карлович Графф никогда не был так обеспокоен, как в последние дни. Хотя на своём чиновничьем веку много чего повидал и пережил, в том числе двукратный обвал национальной валюты, покушения, отставки… Но ни опала, ни громкие скандалы в прессе, не могли поколебать его железобетонного спокойствия и уверенности в себе. Сотрудники даже за глаза называли шефа «железобетонной задницей». Он и в самом деле был прирождённым антикризисным менеджером благодаря умению не паниковать и справляться с самыми серьёзными проблемами. Но у каждого человека свой болевой порог…
— Алло, это компания аэротакси? — уточнил Вальдемар Карлович, как только ему ответили. — Мне срочно нужен вертолёт — самый быстрый из тех, что у вас есть.
Услышав, что в ближайшие дни небо над столицей закрыто для полётов гражданской авиации, чиновник поморщился и раздражённо перебил:
— На меня запрет не распространяется. Я член правительства! Для меня сделают исключение… Оплачу полёт по тройному тарифу, через сорок минут я буду у вас.
…Оставив ничего не понимающего помощника без объяснений за бортом личного Мерседеса, Графф приказал водителю максимально быстро добраться до ближайшей площадки вылета аэротакси, что располагалась всего в трёх кварталах отсюда. Экипаж личного самолёта уже ожидал чиновника во Внуково — в полной готовности. Главное — добраться из Москвы до аэропорта!
Разгоняя зазевавшихся автолюбителей кряканьем спецсигналов, Мерседес с правительственными номерами и проблесковым маячком мчался по выделенной полосе, не замечая обычных в этот час пробок. Его откинувшийся на спинку дивана пассажир звонил своей молодой супруге.
— Алло, жопка моя! — ласково замурлыкал солидный мужчина с проседью на висках. — Кисонька, немедленно бросай все дела, через сорок минут мы должны вылететь во Внуково.
— Но я не могу, лысик! Ты же наешь, — детским голоском заканючила супруга, — у меня на завтра запланирован показ моей модной коллекции, к которому я готовилась почти год. Ты же сам говорил, что это будет мой триумф…
Уговоры были бесполезны. «Ну и чёрт с тобой, дура набитая, кукла с фарфоровой башкой!» — раздражённо пробормотал мужчина, после того, как нажал на отбой. Вздохнул украдкой: первая жена поняла бы его с полуслова. В последнее время пятидесятилетний бонвиван всё чаще вспоминал с ностальгией свой первый брак, всё-таки дурак был, что поменял проверенные временем отношения и подлинные чувства на длинные ноги, накаченные силиконом губы и такую же силиконовую любовь юной красотки. Хорошо, что хоть сын в этот раз не прилетел к нему из Гарварда на каникулы.
С экрана смартфона на Граффа по-прежнему смотрела обладательница модельной внешности, у которой всё было ненастоящим: лицом и фигурой она была обязана пластическим хирургам, образованием и карьерой — деньгам и связям мужа. Его новая жена была оранжерейным цветком, который выращивают ради забавы. Для таких декоративных барышень наступали суровые времена, если о них некому было позаботиться. «Что же с тобой будет? — посетовал мужчина, глядя на фотографию. — Куда ты побежишь на своих каблучках, как будешь бороться за выживание со своим идеальным маникюром? Затопчут ведь тебя добрые люди, коль попадёшься им под ноги. Но это твой выбор, детка моя, мне остаётся только предоставить тебя судьбе».