Москва и мертвичи
Шрифт:
– Приезжая?
– Почти только с поезда, поэтому и в базе не было. Короче, сейчас распутаем все это дело. Собирай манатки и давай сюда, в изолятор, адрес сейчас скину.
Агафья тяжело вздохнула и с болью посмотрела на второй стакан виски, который только что поставил перед ней официант. Банник, твою мать. Гуменюк. Гуменюк! Она в голос засмеялась.
Через полчаса они с Хакимовым уже сидели напротив загорелой брюнетки с длинной косой и подкачанными губами. На мадам была розовая кепка с надписью BOSS, золотая цепь толщиной с палец и накинутый на белую майку закатанный пиджак от Louis Vuitton, из-под которого
– Ирина Васильевна? Я следователь Игнатова.
– Ну да. Жанна. Попалась я, да? Когда отпустите? – улыбаясь спросила она, играя пальцами с кончиками волос.
– А может, и не отпустим. Про убийство Адмиралова слышали? – ответила Агафья буднично.
С дамочки мигом слетела спесь.
– Я тут ни при чем! Я только из новостей узнала, кто это вообще был! – ее голос почти сорвался на визг. – И вообще! Мне адвокат положен!
«Хороший полицейский» Хакимов прервал ее:
– Ирина Васильевна. Не усложняйте себе жизнь. Адвоката вам, конечно, предоставят. Но вас пока никто ни в чем не обвиняет. А вот из-за горы наркотиков и оружия в притоне у вас могут быть проблемы. В общем, поговорите по-хорошему со следствием.
– Я вообще тут ни при чем. Я даже не знала, кто это, клянусь! Я на полчаса зашла, он отстрелялся, и я домой поехала. А на следующий день во всех новостях… Я еще удивлялась, почему мной никто не интересуется…
– Что насчет ваших, как это сказать, – Агафья задумалась, – компаньонов? Кто с вами был? Мужчина? Или это накачанная баба? И карлик? Что у вас там за оргия была?
У Жанны округлились глаза:
– Какие компаньоны? Какой карлик? Я таким не занимаюсь! Обычный выезд. Мы вдвоем, я за полчаса… Водитель привез и забрал.
– Вы хотите сказать, что были там с ним одни?
– Именно это я и хочу сказать.
– И в бане с ним никого больше не было?
– Нет.
– То есть вы зашли, сделали свое дело и вышли? Он остался в бане?
– Ну да.
– Вы понимаете, что грозит за лжесвидетельствование?
– Да я клянусь! – Жанна выудила из-под майки крестик и поцеловала его. – Я понятия не имею, кто его грохнул.
Хакимов наклонился над столом и продемонстрировал Жанне фото Водолазова на телефоне.
– Знаете этого человека? Клиент?
– Этот-то? Ха! Такой меня не потянет, по фото видно, что нищеброд. Первый раз вижу.
Агафья откинулась на стуле и молча изучала лицо проститутки. Можно было и продолжить, но она знала, что толку от этого не будет. После сотен проведенных допросов она сходу научилась определять, когда допрашиваемый врет или что-то утаивает. Жанна Гуменюк говорила правду.
Незаметный приход и уход проститутки из «Сандунов» подтвердился в тот же день. Стали перепроверять записи с камер, обнаружили следы тонкого монтажа. Под давлением трясущиеся администратор и сисадмин выложили, что Адмиралов, как и ряд других ВИП-клиентов, регулярно заезжал к ним и заказывал девочек. В такие вечера камеры бань «ломались» (технари из комитета сказали, что это происходило по несколько дней в месяц) или записи потом бережно редактировались, чтобы на солидных господ не появлялся компромат. С камер соседних домов потом насобирали не одну запись подвоза
В очередной раз поиски вывели куда-то не туда, вместо улик в деле об убийствах они обнаружили секс-скандал. Меж тем основное расследование опять зашло в тупик.
– Ты хоть понимаешь, как ты меня подставляешь? Ты понимаешь, какие люди мне звонят? Ты один из лучших следователей, и результата нет ни хрена! – раскрасневшийся начальник стучал кулаком по столу. – Меня с говном съедят, тебя с говном съедят, Игнатова! Что молчишь, твою-то мать?! Еще и секс-скандалы эти раскопала? Вот это мне на хрена? Там такие люди на пленках этих!
– Мы отрабатываем различные версии. Зацепка с проституткой оказалась тупиком…
– Тупиком! Ты понимаешь, что карьера моя закончится тупиком?! И твоя вместе с моей, навсегда. Значит так. Даю тебе с Хакимовым еще неделю. После этого отстраняю от расследования. Пойдешь у меня магазинные кражи раскрывать! Все ясно?
– Так точно.
Агафья закрыла за собой толстую дверь кабинета с красным ковром и столом с зеленой лампой. Она никогда не видела начальника в такой ярости. Хотелось выпить, или уволиться, или все сразу.
Она побрела к рабочему месту по длинным коридорам их аляповатой серой стеклобетонной коробки на «Бауманской». Зашла в их маленький кабинет, кивнула скучавшему Хакимову, села за ноутбук и принялась пересматривать улики, которых особо и не было. Волос и отпечатки Жанны. Следы от ударов двух или трех неуловимых убийц, среди которых мог быть ребенок. Веники, стесанные до прутьев. Раздавленные очки, которые кто-то словно спрессовал массивной лапой. Фото с места убийства. Записи с камер наблюдения соседних домов. Она ходила по кругу и не замечала какой-то важной детали.
В углу экрана пиликнуло – коллега из секретариата пересылал обращение, пришедшее в онлайн-приемную комитета. Обычно обращения граждан с ФИО «Анонимов Доброхот Добровольевич» с одноразовых ящиков не принимали, но это сообщение касалось дела о «Сандунах».
«Слышал, что вы расследуете убийство Водолазова. Поспрашивайте про его похождения у студенток. Слышал, что с него обещали, цитирую, „шкуру спустить“. Надеюсь, эта информация вам пригодится».
Спустить шкуру, значит. Агафья живо представила картину, которую она лицезрела уже дважды в банях. Может, все прозаично? Но кто тогда «спустил шкуру» с Адмиралова? Между преподавателем и бизнесменом опять вырисовывалась непонятная связь.
– Хакимов, по коням! Возможно, криминал. Едем опять в РГГУ.
Настала пора снова посплетничать со студентками профессора, что она уже проделывала в первую неделю расследования, ничего тогда не добившись.
Пока ехали, пошел холодный августовский дождь. Игнатова молча рассматривала стекающие по стеклу капли воды, новый красный небоскреб с выдающимися из стен кирпичными кубиками и мертвую пробку на Сахарова, которую венчали пробка на Садовом и следом за ней на пересечении с продолжением Сахарова – памятник жертвам репрессий. Стена скорби, словно с вылезающими из нее фигурами и колоннами из лагерных камней. Незадолго до смерти отца они проходили с ним мимо этого памятника, и он сказал, что монумент дурацкий и ему тут не место.