Москва-матушка
Шрифт:
— Кавалерий Микаэле ди Сазели,— обратился Гондольфо к расфранченному офицеру, лежавшему на нарах.— По приказу господина консула прошу принять в ваш отряд сего воина и взять с него присягу.
— Мне что — пусть остается,— проговорил офицер.— Тут и эти воины пухнут от скуки.
— Скоро будут боевые дела,— заметил Гондольфо.
— Ну? — воскликнул офицер.— Турки или татары?
— Не то и не другое.
— Тогда я знаю. Мы с отважным и храбрейшим нотариусом Гондольфо ди Портуфино пойдем штурмовать винные подвалы христианского монастыря.
— Пусть будет так,— загадочно ответил Гондольфо и вышел.
—
Иорихо отправился за ним; через минуту они вошли в капеллу
башни святого Георгия. На стене абсиды распростер свои крылья ангел-хранитель; у его ног мизерным, как мелкая монета, круглым пламенем светилась коротко привешенная лампадка. Под ней стоил аналой, покрытый стертым малиновым бархатом. На столике — иконка, изображающая коронование девы Марии.
— Как тебя зовут? — спросил Микаэле.
— Иорихо.
— Повторяй за мной, Иорихо.
Положив правую руку на край иконы, Иорихо повторял велел! за Микаэле:
— Я, Иорихо, перед ликами святой мадонны и покровителя на! ще го Санта-Джорджио1 клянусь, что не изменю ни помыслом, ни деянием матери-республике, светлейшему Совету и отчизне моей! Я клянусь беспрекословно исполнять все, что мне повелят достой почтенные консулы Хазарин, у коих я стою на службе. Я клянусМ защищать крепость Санта-Крпсто, не щадя живота своего.
Присяга была короткой. Офицер, торопливо перекрестившись! сказал: ]
— Иди на службу —там получишь одежду.
.* * * }
Христофоре ли Негро, отпустив Гондольфо и Иорихо, поднялся на второй этаж. Здесь никого не было, и консул, усевшись прогни камина, стал ожидать прихода сына и служанки. Но Геба и Якоб! где-то задерживались, и консул, не дождавшись их, вышел из кош налы. Поднявшись на площадку башки, он облокотился на выступ бойницы, задумчиво вглядываясь вдаль. Алая шаль вечерней заря обняла утихшую гавань. По всему берегу, словно кружевной ворот ник, трепетала белая полоска пены. Под башней у скалы лежал! каменные островки, сверху они казались маленькими, и только шум волн, которые разбивались о них, говорил, что камни велики и прочны. На небе кое-где загорались крупные звезды, совсем такие« как в родной Италии.
Тяжелые мысли теснились в голове консула. То, что рассказа! Иорихо, было очень важно, и над этим следовало хорошо подумать. Консул ненавидел ди Гуаско, но, ненавидя, боялся их. Ея предшественник — консул Батисто Джустикнани — жил со знатными феодалами в большом мире и дружбе. Неспроста заигрывая Батисто с богачами —для этих людей все способы были хорош« запугивание, подкуп, доносы. Вступать ли с ними в борьбу?
– вот что следовало решить. Конечно, если взглянуть в прошлое, то выходит, что трогать богачей не надо, трудно вести борьбу против богатства и силы ди Гуаско. Но у тех консулов не было в руках даже и десятой доли фактов нарушения закона республики, которые совершили сейчас ди Гуаско и которые известны Христофоре ди Негро.
В конце концов в те времена в Кафе сидели консулами друзья
старого Антонио, а сейчас только недавно вступил в должность і- псу л Кафы Антониото ди Ка бел а, и сн должен встать на защиту : конов и прав консульства, которые так нагло попирают братья ди Гувско
Да что законы! Кто только не нарушает их на той земле. Дело не в том, сколько человек повесили ди Гуаско без суда. В конце концов УТИХ ьошочих рабов следует держать в страх. .
Главное —надо показать братцам-разбоннпкам и их отцу свою власть. Пусть знают, что ли Негре для них начальник и с ним следует считаться. •
И еще одна мысль не давала покоя .консулу.' Недавно Геба — старая служанка — рассказала ему о том, что Якобо очень сильно увлекся красивой девушкой из города Геба не знала, кто она такая. Эта весть встревожила консула.
«Парень весь в мать,— думал Хрнстофоро.—- Если он полюбит, і і будет любить пылко и самозабвенно и бог знает, что может насорить. К тому же у красавицы, наверное, много поклонников, а зная вспыльчивого Якобо это может кончиться дуэлью».
Хрнстофоро очень любил своего единственного сына. Особенно силилась его любовь к Якобо, когда татары украли Дючию. Отец рался заменить ему мать и был всегда нежен с ним и ласков.
' беспокойная жизнь Хрнстофоро не давала возможности уде- :ь сыну много внимания, и поэтому ребенок большую часть *вре- ' ,;и находился на попечении Гебы и Гондольфо. Особенно редки 1 ;ля встречи с Якобо, когда ди Негро сделался консулом. Он поч- | " совсем не видел сына.
«Я частло бываю в поездках,— думал Хрнстофоро, спускаясь с с пони. Надо брать Якобо с собой, приучать к делам. А те вырастет на сказках Гебы и пропадет в этой жестокой жизни».
В раскрытые окна консульской башни тянет солеными морски- " запахами южной ночи. В полутемной комнате второго этажа л >е — Якобо и старая служанка Геба.
Единственная свеча едва освещает их лица, желтое пламя, кэ- л лемое ветром, трепещет, тени, как живые, мечутся по стенам.
Якобо, зачарованный, слушает плавкую певччую сказку Гебы, | юа его широко открыты, кольца темных курчавых волос упала II лоб, он дышит взволнованно, он живет в том мире, о котором и 4-г рассказ.
— ...А великая Юнона была так прекрасна, что повелитель богов полюбил ее бесконечно. Но Юнона не пожелала стать женой Юпитера, и все уговоры его были тщетны. Однажды Юнона сидела в своем доме одна. На воле шумела буря, лил сильный дождь, холодный и сырой ветер метал в окна мокрую листву. Вдруг в раскрытое окно влетела кукушка и опустилась у ног богини. Юнона пожалела бедную продрогшую птицу, подняла и согрела на своей груди. И поверь, мой мальчик, как только кукушка отогрелась и обсохла, она вылетела на середину комнаты... и исчезла. На ее месте вдруг предстал повелитель богов Юпитер в своем могучем и прекрасном виде. И тогда — ты не знаешь, мой мальчик, женского сердца — Юнона полюбила Юпитера и стала его женой. Да и что же ей оставалось делать, если она прижимала его к своей груди, хотя бы в виде кукушки...
Вдруг в пол снизу раздался сильный стук. Якобо выругался и, открыв створку, через которую спускались на лестницу на первый этаж, крикнул:
— Чего тебе, Гондольфо?
— Молодому господину пора начинать ученье. Спускайся вниз, и я стану тебе показывать математику.
— Ах, оставь, Гондольфо! Подожди часок-другой, пока Геба расскажет мне о прекрасной жизни прекрасных богов.
— Якобо, ты совсем не желаешь учиться! Я скажу отцу.
— Ну и пусть! — Якобо с сердцем захлопнул створку, снова сел на лежанку и приготовился слушать.