Москва-матушка

Крупняков Аркадий Степанович

На площади собрались все рабы, размещен­ные в Скути, и много слуг. Люди смотрели на огонь со страхом и радостью. У каждого в гла­зах немой вопрос: а что будет завтра? На кого падет гнев хозяев, когда ватажники уйдут в лес?

Василько хорошо понимал думы невольников. Он подошел к ним и крикнул:

— Кому мила свобода, айда с нами в лес. Места всем хватит! Берите у хозяина все, что ва­шим потом и кровью нажито. А кому с нами не по пути — его воля. Пошли!

Наутро подошли к Черному камню. Сокол со-

>считал людей—ватага увеличилась почти в три раза. Никто не при­шел пустым — каждый что-нибудь

складывал на поляну: кто ме­шок муки, кто окорок, а кто подводил лошадь или приносил ору­жие. А братья Митька и Микешка приволокли огромный закопчен­ный чугунный котел.

Весь день только и было разговоров о походе в Скути. Вспоми­нали, как жгли виселицу, как выпускали из подвалов невольников, как атаман говорил с молодым хозяином — фрягом.

— Напрасно ты его отпустил,— сказал Ивашка Соколу,— вот помяни мое слово — устроит нам пакость какую-нибудь. Приду­шить бы, как щенка, и все тут!

— Пленного убить — доблесть невелика. Мы, чай, не татаре — лежачего не бьем. Пусть расскажет, что простому народу мы за­щитники. Может, братья-лиходеи образумятся.

— Жди, как же. Больше лютовать начнут!

— А мы тоди ще раз пугнем! — воскликнул Грицько.— Пугнем, батько?

— Теперь силу свою почуяли. Подожди, Грицько, придет час — не только до фрягов, а и до басурманов доберемся.

...А через день случилось вот что: Митька и Микешка, опреде­ленные атаманом к уходу за табуном, пасли в лесу коней. Теперь ватага разбогатела, имела около трех десятков верховых лошадей под седлами. Одна молодая кобылица особенно полюбилась бра­тьям— она была красива, резва и непослушна. Убежала резвушка в тот день, отбилась от табуна, и пустился Микешка на ее поиски. Любимицу нашел только к ночи. На обратном пути, перебираясь через дорогу, услышал стон. Подошел, видит — человек в беспамят­стве. По растертым в кровь рукам понял, что перед ним невольник. Осторожно перенес его вглубь леса, обмыл лицо прохладной во­дой, напоил. Всю ночь хлопотал Микешка около больного. К утру услышал от него первые слова: «Хлебца бы». Понял, что это рус­ский человек. Взвалил его на лошадь, привязал кушаком и вскоро­сти добрался с ним до ватаги.

Здесь невольник заговорил. Рассказ его был обычен: на родную деревеньку наскочили татары, все пожгли и пограбили, людей всех до одного захватили в неволю. В пути он занемог и упал, нехристи решили, видно, что не жилец он более, и бросили у дороги...

Узнали ватажники, что был он в руках у Мубарека, и теперь тот Мубарек погнал на продажу в Кафу более сотни пленников. А в подвалах в Хатырше осталось невольников еще больше.

Василько ясно представил себе несчастных, томящихся в тес­ных норах Хатырши. Сам немало перетерпел в том страшном мес­те. Взглянул на Ивашку и сказал:

— Вот — сижу и думаю...

— Ия думаю,— перебил Ивашка.— О том же самом.

— Не побывать ли нам в Хатырше, а?

— Сам это же хотел тебе сказать, да не успел. А хорошо бы с косоглазыми посчитаться!

— Это дело десятое. Земляков наших выручить надо — вот о чем забота. Сумеем ли?

— Сумеем, атаман! И ватага поддержит тебя.

Ивашка не ошибся. Когда атаман предложил ватажникам схо­дить на Хатыршу, ни один не отказался. Каждый хотел помочь невольникам вырваться из рук татар. Самых ловких посадили на лошадей, оружие им выбрали получше. На рассвете подошли к Хатырше совсем близко, расположились на склоне горы в густом дубняке. Василько, поднявшись на стременах, ухватился за ниж­ний сук дерева, влез на дуб, раздвинул ветви. Отсюда Хатырша была видна хорошо. Около дворца суетились слуги, на улицах се­ления играли маленькие татарчата. У подвалов, расположенных н виде подковы, ходили сторожевые.

От всадников отделился Грицько-черкасин. Василько махнул ему рукой и быстро спустился вниз.

— Все пешие остаются здесь. Ты, Кирилл, за старшего. Взбе­рись на дуб и следи. Как только мы начнем сечу, выбегайте к нам на помощь. Все ли ясно?

— Сделаем все как следует, атаман.

Грицько рванул поводья и пустил коня во всю прыть. Татары, не ожидавшие нападения днем, оставили ворота селения не запер­тыми. Да они и не понадобились всаднику — его конь легко пере­скочил глинобитный забор и, как стрела, помчался по улице. Про- < їжая мимо стайки ребятишек, Грицько пригнулся и, на ходу ух- плтив за рубашку самого рослого татарчонка, вскинул его на седло. Мальчишка завизжал на все селение. Размахивая руками и голо- | и, забегали по улице татарки. Не прошло и десяти минут, как три всадника ринулись в погоню. Скоро вся Хатырша зашумела, как улей. Всадники, не успев оседлать лошадей, один за другим выска­кивали на дорогу. Грицько мчался на восток, а в полуверсте за ним

с криками и завываниями скакали татары. Все ближе и ближе погоня. И когда косматые татарские лошаденки оказались совсем близко, Грицько ловко опустил татарчонка на траву. Всадники на мгновенье приостановились, потом снова бросились догонять дерзкого похитителя. В это время Грицько, оглянувшись, увидел над Хатыр- пый высокий столб дыма. Он махнул рукой по направлению пожа- 1> с и татары увидели беду. Только тут они поняли, что их обману- т. в, круто повернув лошадей, поскакали обратно.

А в Хатырше в это время шел бой. Василько ворвался в селение

Со своими конниками и начал зорить бейское гнездо. В первую очередь, как и было условлено, подпалили дворец. Потом сбили замки

С подвалов, выпустили невольников. Люди, почувствовав свободу» сами помогали друг другу срывать кандалы, выдирали из плетней колья и бросались на татар. Слуги бейского дворца разбежались, однако охранники из татар дрались рьяно. Из леса по склону горы бежали пешие ватажники с Кириллом во главе. Татары отчаянно защищали родное селенье, но силы были неравны.

И скоро Хатырша была во власти Сокола. Люди собрались на берегу реки, ожидая приказа атамана. Василько подъехал к вата­ге, осадил разгоряченного коня, крикнул:

— ‘Брать лошадей, еду и оружие! Женщин и детей не трогать! Помните —люди мы крещеные и не разбойники. Пусть это знают и те, кто только ныне свободу обрел. Не наживы ради пришли мы сюда, а ради вашей воли. И тот, кто хочет идти с нами, становись в ряды — и в путь.

По дороге к Черному камню Сокол сказал Ивашке:

— Что, если Мубарек за Хатыршу всех своих воинов на нас двинет? Не устоим?

— Понятно, не устоим. Только татарин на ровном поле силен. В лесу он — тьфу! И это Мубарек хорошо знает.

— А ты на ватажников посмотри,— улыбаясь, сказал Сокол, рады, будто дети. Незаметно, что час назад в кровавой сече были.

— Силу в себе почувствовали — вот и рады. И воля опять же молодит человека.

— Глянь-ка, идут, словно домой, без заботушки.

— Поверили они тебе — вот и не заботятся. Знают, что атаман у них — и хозяин, и воевода, и душою чист. Теперь пойдут за тебя в огонь и в воду.