Москва – Санкт-Петербург
Шрифт:
Примерно такое, что испытывал на себе герой анекдота неуловимый Джо, который был нафигникомуненужен.)
От работы в газете я гордо отказался.
И в принципе о том впоследствии не жалел.
Ведь должность заместителя главного редактора в ежедневной газете – не литературная, а собачья.
А дальнейший карьерный рост для меня – представителя некоренной национальности – был весьма сомнителен.
Тем более, что я все-таки был не администратором, а художником слова.
* * *
Понятное дело, что сотрудничество с газетой в качестве прозаика не могло быть продуктивным, и в конце концов я пришел в Союз писателей СССР.
4
Местное отделение СП всех русскоязычных авторов, без разграничения жанров, объединяло в «русскую секцию».
Серьезных прозаиков в Уфе практически не было – как нет и по сей день… – в секции копошились поэты всех мастей.
Но среди них были и талантливые и хорошие люди.
Например, Роберт Васильевич Паль, который меня всячески поддерживал, выписывал вспомоществования как «молодому писателю» и так далее.
Вообще в русской секции я сразу стал своим, там меня приняли очень тепло.
* * *
Я ходил на все заседания, с первых дней на равных с полноправными членами участвовал в обсуждениях произведений.
Ездил от Союза в район на юбилей покойного писателя Эдуарда Солодовникова.
Участвовал в двух (если не ошибаюсь) съездах писателей Башкирии.
* * *
Никогда не забуду, как во время перерыва между заседаниями мы сидели в кафе общественного центра, где проходил съезд, с писателем Леонидом Лушниковым.
За соседним столом щебетали две молоденькие татарочки из района.
Черноволосые и черноглазые, в несуществующе коротких черных юбочках и черных колготках на продемонстрированных до черных трусиков ровненьких ногах, они были не просто хорошенькими и даже не очень хорошенькими.
Они вызывали желание съесть себя одну за другой – как черный шоколад! – и запить черным кофе без сахара, который дымился перед нами.
– Смотри, Леонид Алексеич, – сказал я, кося глазом, как кот, увидевший на полке сметану и прикидывающий, сможет ли туда допрыгнуть. – Какие у них ножки и все прочее наверняка тоже…
И замолчал, ожидая реакции своего старшего коллеги по цеху.
– Эх, Витя… – Лушников вздохнул с грустной улыбкой пожившего на свете мудреца. – Это же поэтессы! Они вместо того, чтобы трахаться, будут тебе всю ночь стихи читать!
* * *
У меня имелись рекомендации для вступления в СП.
Причем тот Союз писателей был не чета нынешним «союзам» и союзикам, российским и «интернациональным» – куда примут всякого, даже не владеющего грамотой, но готового платить членские взносы (с помощью которых благоденствуют хитрые организаторы, играя на тщеславии людей, жаждущих быть признанными «пИсателями» за несколько тысяч рублей в год). Члены СП имели эксклюзивное право на внедрение своих книг (приносящих гонорары в 7-8 тысяч рублей при средней зарплате 200 в месяц) в планы издательств, оплачиваемые «творческие командировки» для написания заказных произведений, выплаты из Литфонда СССР, писательские дачи и пр.
Одну рекомендацию мне дал упомянутый Роберт Паль, вторую – петербургский писатель Александр Скоков, третью мой семинарский руководитель из Литинститута Олег Смирнов.
(Хотя, если не ошибаюсь, достаточно было всего двух.)
Увы, вступить в СП СССР я не успел: обязательным условием была публикация двух собственных книг, а моя вторая книга «Конкурс красоты», намеченная на 1995 год, «слетела» из планов после того, как местный «Башкнигоиздат» стал Китапом со всеми вытекающими для русских авторов последствиями.
5
Вспомнив добрым словом русскую секцию Башкирского отделения СП СССР, не могу не сказать, что по-настоящему живая творческая жизнь кипела в другом месте.
В литературном объединении при местной молодежной газете «Ленинец», которым руководил другой хороший человек – поэт и прозаик, ныне покойный Рамиль Гарафович Хакимов.
Увы, в этой компании молодых (и не очень молодых) дарований я не ощущал себя своим.
* * *
Сам Хакимов был умным и талантливым, он видел творческую суть в любом пишущем человеке.
Именно ему принадлежит вступительное слово к рассказу «Место для года» (первому из всех опубликованных мною сочинений!). Он и настоял на публикации в «Вечорке» – убедил своего друга, главного редактора Явдата Бахтияровича Хусаинова отдать мне полполосы из ограниченного фонда, выделяемого ежемесячно на художественную литературу в злободневной газете текущего дня.
Рассказ с неплохой иллюстрацией художника Тамары Рыбченко получил хорошие отзывы, а на гонорар я купил своей тогдашней жене Н.Г.(У.) пальто (хотя честно говоря, рассчитывал на шубу…).
Но Рамиль Гарафович (годившийся мне почти в отцы) то ли к тому времени уже смертельно устал от многолетней работы с талантами по линии обкома ВЛКСМ, то ли последовал мудрому Мао Цзе-дуну, который вслед за еще более мудрым Конфуцием позволял на словах расцветать всем цветам.
И дела в литобъединении при «Хр***нинце» (коим я именовал ту газету) пустил на самотек.