Москва, я люблю его!
Шрифт:
Так и сейчас – я стояла у метро, думала, как жить и что делать дальше. Не было ни боли, ни слез, ничего – только пустота со знаком бесконечности и вопрос – зачем все это было нужно? Мне, Руслану, Игорю Солодову или еще кому.
Разобраться, посидеть, подумать – найти точку невозврата, когда мы перестали замечать друг друга, говорить вечерами в темной кухне, обсуждать личные и общие проблемы, признаваться в любви утром по СМС, заниматься любовью, целовать на ночь и засыпать без снотворного.
Страшно тонуть в болоте мыслей о прошлом. Не успеешь начать, а уже захлебываешься, барахтаешься, кричишь, зовешь на помощь, давишься грязью, кашляешь, но уже знаешь – никто не поможет.
Больнее всего вспоминать хорошее.
Я затоптала сигарету носком тесной туфли и спустилась в метро.
Пункт назначения один – общежитие. Больше мне ехать было некуда.
В метро я вспоминала вчерашний сон. Мне снилось, как кошка снесла два яйца. Одно из них разбилось. Второе я поймала и стала отмывать под водой. Яйцо было большое и прозрачное, как застывший мыльный пузырь.
– Кошка – это ты сама, – ответил Руслан, зажигая очередную сигарету. – Два яйца – это два дела. У нас уже были отношения, но ничего не вышло. Яйцо разбилось. Сейчас ты хочешь все исправить и отмываешь яйцо. Оно прозрачное, почти невесомое и хрупкое, но в то же время чистое, искреннее, настоящее. Может, ты что и отмоешь, если будешь продолжать его мыть, но не обещаю, что это продлится долго, и не факт, что у тебя получится отмыть. Вдруг тебе будет это не нужно?
Я больше не любила Руслана, но и не знала, как жить без него.
Когда я приехала в общежитие, в ванной стояла девушка в одних трусах и самозабвенно терла лицо махровым полотенцем.
– Привет, – сказала она, расправляя мокрые волосы. Алла училась в параллельной группе. – Меня к вам подселили. Позавчера вечером. Вещи потом перетащу. А ты чего такая усталая?
– Не выспалась, – вздохнула я, проходя в комнату. – И устала.
Очень устала.
Я оставила чемоданы в комнате и вышла в коридор. На общей кухне в одиннадцать вечера никого не было. Я набрала номер Солодова. Мне нужно было завершить начатое. Игорь ответил сразу.
– Я просто хотела тебе сказать кое-что. Летом я тебе звонила и писала, но ты был недоступен, а письма возвращались обратно. Я была беременна от тебя, пять недель. Меня сбила машина на Первомайской. Я потеряла ребенка. Просто хотела, чтобы ты знал.
– Ты в этом уверена? – спросил Игорь. – Не может быть.
– Значит, ты думаешь, я тебя обманываю?
– Ты на часы вообще смотришь? Первый час ночи.
– Я была от тебя беременна. Ты слышал?
– Мари, не нужно, – будто равнодушно отмахнулся Солодов. – Все равно это ничего не изменит. Или не изменило бы.
– Ясно, – ответила я и положила трубку.
Этой ночью с пятого на шестое ноября я до двух часов утра проревела на темной кухне шестнадцатого блока, сидя на полу и удаляя сообщения из телефона. Его – мне, и мои – ему.
Теперь я точно знала, что все сделала правильно.
На телефон пришло СМС. Писали, что баланс менее пятнадцати рублей. Лифт медленно шумел с верхних этажей. Я смотрела, как уменьшаются числа на мутно-желтом электронном табло. Звуковой сигнал раздвинул двери. Передо мной стоял Миша.
– Ты к нам надолго? – спросил он и нажал первый этаж.
– Надеюсь, что да. Хватит с меня переездов.
– Ты в магазин?
– В два часа ночи… Нет, деньги на телефоне закончились. Положить надо.
– У меня в воскресенье турнир по картингу. Поедешь со мной?
Стоя перед терминалом оплаты и набирая цифры своего номера телефона, я подумала и ответила ему:
– Поеду.
Миша улыбнулся и протянул мне бутылку пива. Я сделала глоток и вызвала лифт. Миша нажал на седьмой этаж и повернул голову ко мне. Казалось, я видела нас со стороны, будто в самом начале или в самом конце какого-то неоднозначного, странного фильма.
Мы стоим рядом в вонючем лифте, посередине, в линию, плечом к плечу. По очереди пьем из одной бутылки. Я смотрю прямо. Миша поворачивает голову, смотрит мне на висок или чуть ниже и улыбается. Я смеюсь, он отворачивается. Дальше все повторяется, только наоборот.
Лифт остановился.
Мы договорились созвониться днем.
Я вышла, Миша поехал к себе.
По дороге до своей комнаты по темному коридору, в конце которого скрипела дверь на общий балкон и светились созвездия редких окон соседнего корпуса, я закрывала глаза и мысленно пыталась представить, что сейчас делает Миша.
Как он поднимается на свой двенадцатый этаж, допивает бутылку пива, идет в свою комнату, садится за компьютер и открывает страницу ВКонтакте, быстро читает новости, отвечает на два сообщения и идет в душ.
Я же в это время захожу в свою комнату. Моя соседка смотрит какой-то сериал на маленьком нетбуке, который может легко поместиться в папку для бумаг. Я копаюсь в сумке и достаю свою единственную туалетную воду. Брат подарил на пятнадцать лет.
Миша выходит из общего душа с оранжевым махровым полотенцем на бедрах и медленно возвращается к себе в комнату по темному коридору двенадцатого этажа. Он смотрит в сторону общего балкона, дверь на который не закрывается, и видит расплывчатые огоньки окон соседнего блока.
Я стою пятью этажами ниже на балконе, бросаю вниз флакон туалетной воды, он падает на козырек крыльца с тихим глуховатым звоном, будто был вовсе не из стекла. Я курю, глядя на студенческий городок, тонущий в ноябрьской ночи. Вижу, как темный силуэт Миши движется по коридору, слышу его шаги, чувствую запах геля для душа.