Москва закулисная-2 : Тайны. Мистика. Любовь
Шрифт:
— Что же это? — глупо таращится Спартак.
— Помолчите, папа. У нас горе, — отвечает сын, и папу деловито укладывают на кровать, где какие-то женщины в черном укрывают его покрывалом и украшают искусственными цветами. Белый букетик скорбно ложится аккурат на причинное место. Такие шуточки с «покойниками» в «Сатире» завсегда уважали. Здесь вспоминают, что в спектакле «Самоубийца» Анатолий Папанов, лежа в бутафорском гробу, любил развлекаться тем, что держал гвоздичку на этом месте и то опускал, то поднимал ее. Всеобщему удовольствию не было предела.
Однако приготовления
На все про все ушло чуть больше трех минут.
— Долго, — говорит Мокеев. — Сегодня мы технически пристраивали сцену. А так, я думаю, на минуту быстрее надо хоронить.
Философский смысл этих действий не обсуждается. Само собой разумеется, что Аросева в паре с Мишулиным гарантируют класс.
Ну и дела в «Сатире»: начинают макаронами, заканчивают похоронами.
Звезда из другой галактики
Нет, что бы мне ни говорили, а звезды бывают разные. Наглые и скромные, расслабленные и закомплексованные, закрытые и эксгибиционисты. Но одна среди них, как белая ворона, не подходит ни под одно определение, не соответствует ни одному правилу. В ее исключительности, вполне возможно, и заключен секрет звездности. Инна Чурикова. От количества обрушившихся на нее в последние годы доказательств материального признания — всевозможные призы и премии — она почему-то не стала уверенней в себе и не рассекает по театральным коридорам с видом матронши, разукрашенной блестками и перьями. Потому что она
ЗВЕЗДА ИЗ ДРУГОЙ ГАЛАКТИКИ
Командирство отменяется — Подарок от президента — В любви, как в огне, брода нет
— Я хочу сказать о раздвоении своих чувств: с одной стороны, вы бесспорная звезда. С другой — совсем не звезда по жизни.
— Нет, не звезда. А ты мне объясни, что такое звезда? Как себя звезды ведут? Ты мне скажи.
(Через полчаса она получит наглядный ответ.)
— Вот несколько видовых признаков отряда звездунов. Во-первых, тусуются.
— Это я не люблю: время терять только. Я была на нескольких тусовках — там у всех белые глаза, все ищут бутерброд, как-то невнятно друг с другом разговаривают. Слишком много людей, дышать нечем. А чтобы встретиться с человеком, с ним же надо пообщаться так, чтобы потом вспоминать об этом. Почему мы в гости собираемся друг к другу? Чтобы думать потом о людях, а не только приятно провести вечер.
— Во-вторых, эти самые звезды одеваются у модных модельеров, даже если они им не нравятся.
— Вот я с Валей Юдашкиным познакомилась, и он мне очень понравился. Он модный? А мне кажется, он очень хороший человек, естественный, демократичный.
— А еще общаются только с модными людьми…
— Например, с тобой? Сейчас скажу — нет, мне не хочется общаться с модными людьми, чтобы быть звездой. У меня есть люди, которых я люблю. Во-первых, мои родные — замечательные люди. Я люблю родственников Глеба, которые живут в Свердловске: тетю Паничку, тетю Зишу, они такие талантливые женщины. С артистами общаюсь, конечно. Колечку люблю (Колечка — Николай Петрович Караченцов. — М.Р.).
— Но самое главное, можно сказать, отличительное качество звезды истеричность, склонность к публичным скандалам. Чтобы все поняли, что не кто-нибудь, а звезда идет по коридору.
(Через двадцать минут я увижу это в неприкрытом, практически исподнем виде.)
— Да нет… Кто же это у нас такие? Нет, зачем же я буду обижать людей? Я знала актрис, которые перед выходом непременно должны оскорбить костюмера, гримера или кто попадется под руку. Причем чем сильнее оскорбить, тем лучше. А потом на сцене играют таких добрых, прекрасных, милых. Мне это куража не принесет. Если я обижу кого-то, я же и расстроюсь.
— А как вы заводитесь на спектакль?
— А я и не завожусь. Я себя не насилую. Я просто должна быть собрана, хорошо себя чувствовать. Вот и все. Я поражаюсь Саше Абдулову, который уже с самого начала спектакля (речь идет о «Варваре и еретике». — М.Р.) должен быть в нервно-тревожном, предельном состоянии. Достоевского же играем.
(До спектакля с предельным состоянием его участников было недалеко.)
— Сколько было ролей, близких вам, и… ни одной премии. А тут — прямо противоположная вам натура Антониды Васильевны из «Варвара и еретика» — и в десятку: все награды ваши. А может быть, и не такая противоположная? Может, вы властная, как бабка в «Игроке»?
— Я не бабка. И не властная. Мне кажется, что эта женщина не глупая. Но и я не дурочка.
— Инна Михайловна, Глеб Панфилов, который знает вас лучше всех, сказал, что вы — «мягкая сила». И в этом, как мне кажется, вы похожи на своих героинь. Скажите, а вы могли бы в определенных обстоятельствах поступить так же, как они?
— Отравить мужа, что ли? Как Васса?
— Ну или принять христианство во имя любимого человека, как Анна Петровна в пьесе «Иванов»?
— Мне трудно оценивать себя с этой точки зрения. Но во всяком случае, я не отравила бы любимого человека, даже если бы он мне делал бесконечно больно. Я бы попыталась его понять.
— А повелевать, командовать любите?
— Командовать, приказывать — нет.
— Азартная? Страстная?
— Это мне свойственно.
— Актрисы не любят, и их можно понять, играть роли старше своего возраста. Вам неприятно играть старуху?
— Сейчас уже не неприятно. Хотя, когда я надеваю седой парик и черное платье, настроение немного портится: я сразу же ощущаю большой возраст, который на меня наваливается. Вообще-то я это уже проходила: я помню, как мне Глеб дал роль Анны в фильме «Валентина», там моей героине было сорок лет, а мне самой не было сорока. «Ну почему? Почему он дал мне роль этой пожилой тетеньки?» — думала я тогда. А одна женщина, глядя на мои страдания, сказала: «Господи, да это же такой прекрасный возраст».