Москва. Путь к империи
Шрифт:
Иван IV Васильевич не принять «чудо» Сильвестра просто не мог! И все же, как это ни противоречиво будет звучать, величие Грозного состоит именно в том, что в те летние дни 1547 года он понял, кто и зачем ему нужен в данный ответственный момент. Он это понял. И Сильвестр остался во дворце, сблизившись с любимцем царя Алексеем Федоровичем Адашевым, человеком, по мнению Андрея Курбского и Н. М. Карамзина, чистой души, бескорыстным, щедрым на добро, искренне преданным. Только такие люди нужны были царю в тот период — период великих свершений и великих завоеваний.
Царь находился еще в состоянии душевного потрясения от всего случившегося, еще не осознавал перемены, произошедшей с ним, как вдруг из Москвы в Воробье во явилась мятежная толпа. Может быть, она пришла к царю по собственной инициативе, но скорее всего был организован, спровоцирован данный поход теми, кто выкрикнул первым фамилии виновных в пожаре. «Глинских! Княгиню Анну! Михаила!» — снова выла по-волчьи толпа… Что могло случиться, если бы царь дал слабинку — пошел бы, например, с ними на переговоры, — догадаться
«Глинских! Глинских!» — требовали люди, и царь приказал открыть огонь по бунтовщикам. Ситуация тут же изменилась. Крик еще стоял над Воробьевом, но то кричали раненые люди; они просили пощады, а не княгиню и князя Глинских. Для острастки пришлось казнить несколько человек, но царь быстро успокоился, и, как ни странно, с этого момента началось самое плодотворное десятилетие его правления.
Царь — вот когда Иван IV стал действительно царем на Москве — повелел прибыть в столицу представителям каждого сословия, собрал их на площади у лобного места и после молебна вышел в сопровождении дружины к соотечественникам в окружении бояр, священнослужителей и в полной тишине сказал, сначала обращаясь к митрополиту, а затем к народу, свою знаменитую речь, зафиксированную в Степенной книге и в летописях. Знаменита эта речь тем, что обращена она была к народу. Не просто к нищим или простолюдинам, к воинам или ремесленникам, а именно ко всему народу огромной державы.
Во всеуслышание, никого не боясь, Иван IV Васильевич обвинил во многих бедах народа московских бояр, использовавших его малолетство в своих корыстных целях. «Сколько слез, сколько крови от вас пролилося? Я чист от сея крови! — заявил царь и вдруг добавил леденящее душу: — А вы ждите суда небесного!..» Принародно один из последних Рюриковичей обвинил Рюриковичей в бедах страны, открестившись от Рюриковичей в пользу народа. Для князей и бояр его слова прозвучали приговором. До опричнины, подточившей моральный дух, физические и материальные силы Рюриковичей, было еще далеко, но первые грозные нотки, предвещающие бурю, уже прозвучали.
Не останавливаясь, великолепный оратор и неплохой актер Иван IV Васильевич поклонился во все стороны и обратился непосредственно к народу: «…нельзя исправить минувшего зла; могу только впредь спасать вас от притеснений и грабительств. Забудьте, чего уж нет и не будет! Оставьте ненависть, вражду; соединимся все любовию христианскою. Отныне я судия вам и защитник».
Очень жаль, что, исследуя все перипетии опричнины, так далеко зашедшей, историки не слишком много внимания уделяют этой пламенной речи: она могла подсказать ответ на вопрос, почему опричнина, подтачивавшая опорный стержень страны Рюриковичей, то есть ликвидировавшая самих Рюриковичей и ослабившая тем самым государственный иммунитет, если можно так выразиться, Московского государства, так долго просуществовала.
Чтобы все поставить на свои места, Иван IV в тот же день резко возвысил Алексея Адашева, доверив ему (опять же принародно) принимать челобитные от народа. «Ты не знатен и не богат, но добродетелен. Ставлю тебя на место высокое не по твоему желанию, но в помощь душе моей, которая стремится к таким людям, да утолите ее скорбь о несчастных, коих судьба мне вверила Богом! Не бойся ни сильных, ни славных, когда они, похитив честь, беззаконствуют. Да не обманут тебя и ложные слезы бедного, когда он в зависти клевещет на богатого! Все рачительно испытывай и доноси мне истину, страшася единственно суда Божия!» [164] . Вот до чего перевернула душу самодержца высказанная Сильвестром мысль о неотвратимости Божьего суда. Впрочем, до опричнины было еще далеко, еще только начиналась эпоха побед Ивана IV Грозного, для которых тот спектакль тоже сыграл выдающуюся роль: зрители, оросив слезами умиления и радости площадь на лобном месте, разъехались по своим городам, рассказали там об увиденном и пережитом, и народ наконец-то понял, что на Руси появился настоящий царь-батюшка, справедливый и добрый, готовый постоять за правду, за своих сограждан.
164
Карамзин Н. М. Указ. соч. С. 480–481.
В том же 1547 году [165] на территорию Казанского ханства Иван IV отправил войско С. М. Пункова-Микулинского. Оно продвигалось на восток через Владимир и Нижний Новгород. Этот поход из-за плохой организации снабжения прошел неудачно. Полководец вынужден был повернуть назад.
После описанных весенне-летних событий в Москве, после знаменательной речи царя на лобной площади изменилось отношение к военному делу как во дворце, так и в народе. В 1550 году Москва снарядила второй поход на Казань, который возглавил сам Иван IV. Русские окружили мощную крепость, но взять все же не смогли. Ивану IV пришлось снять осаду и уйти в Москву. Но, уходя, он повелел построить в двадцати пяти километрах от столицы ханства, на левом берегу Волги, крепость Свияжск. Это был великолепный стратегический ход в войне с Казанским ханством. Когда-то отец Ивана IV великий князь Василий III Иванович основал неподалеку от Казани город Васильсурск, ставший, если так можно сказать, экономической базой в борьбе с беспокойным восточным соседом. Сын пошел дальше отца. Крепость Свияжск стала военной опорой русских в Поволжье, сковала действия казанцев, поугомонила черемисов, мордву, чувашей, которые противодействовали русским, мешали им в борьбе с Казанским ханством.
165
Разин Е. А. Указ. соч. С. 355.
Кому принадлежала идея основания крепости под боком Казани, точно неизвестно, но все военные теоретики сходятся в одном: создание русскими «базы осады» под Казанью намного опередило теоретическую военную мысль XVI века. Лишь во второй половине XVII века французский инженер Вобан обосновал необходимость такой базы при длительном противостоянии противника [166] . Данный факт говорит о полководческом даровании русского царя, о его стратегической хватке.
После второго похода на Казань Иван IV Васильевич вплотную занялся важными государственными делами. В 1550 году он созвал в Москве первый Земский собор. На нем был исправлен Судебник 1497 года и утвержден Судебник 1550 года — юридическая опора задуманного царем и его ближайшими советниками крупнейшего внутреннего переустройства в Русском государстве. О главной причине, побудившей менять порядок в государстве, пишет С. Ф. Платонов: «Так как примитивная система кормлений не могла удовлетворять требованиям времени, росту государства и усложнению общественного порядка, то ее решено было заменить иными формами управления. До отмены кормления в данном месте кормленщиков ставили под контроль общественных выборных, а затем и совсем заменили их органами самоуправления. Самоуправление при этом получало два вида: 1) В ведение выборных людей передавались суд и полиция в округе («губе»). Так бывало обыкновенно в тех местах, где население имело разнословный характер. В губные старосты выбирались обыкновенно служилые люди, и им в помощь давались выборные же целовальники (то есть присяжные) и дьяк, составлявшие особое присутствие, «губную избу». Избирали вместе все классы населения. 2) Ведению выборных людей передавались не только суд и полиция, но и финансовое управление: сбор податей и ведение общественного хозяйства. Так бывало обыкновенно в уездах и волостях со сплошным тяглым населением, где издавна для податного самоуправления существовали земские старосты. Когда этим старостам передавались функции и губного института (или, что то же самое, наместничьи), то получалась наиболее полная форма самоуправления, обнимавшая все стороны земской жизни. Представители такого самоуправления назывались разно: излюбленные старосты, излюбленные головы, земские судьи. Отмена кормлений в принципе была решена около 1555 года, и всем волостям и городам предоставлено было переходить к новому порядку самоуправления…» [167]
166
Разин Е. А. Указ. соч. С. 355.
167
Платонов С. Ф. Указ. соч. С. 201–202.
Уже из приведенного отрывка видно, что юридическая реформа Ивана IV Васильевича в первую очередь затрагивала интересы князей и бояр, которые после разгрома удельного княжения еще пользовались огромной властью как в Москве, так и в городах, куда царь мог направить их наместниками. Теперь же значение бояр и князей в органах власти резко снижалось, и понравиться им это не могло. Конфликт между царем и боярами назревал, но именно с Земского собора 1550 года, в котором участвовало много бояр и князей, Иван IV Васильевич прочно удерживал инициативу в своих руках, не давал боярам возможности повести против него борьбу.
Вслед за юридической реорганизацией Иван IV Васильевич начал реорганизацию военную. В 1550 году было выделено из детей боярских 1071 человек лучших слуг. Их разместили вокруг столицы в радиусе 60–70 километров. И эта «избранная тысяча» стала основным поставщиком командного состава русского войска.
Чуть позже, после взятия Казани, в 1555 году вышло уложение о службе. В нем военная служба вотчинников и дворян объявлялась обязательной и наследственной. За несение военной службы дворяне и вотчинники получали надел размером от 150 гектаров до 3 тысяч, а также жалованье от 4 до 1200 рублей, выдаваемое перед очередным походом либо перед каждым третьим годом службы. Вотчинники и дворяне обязаны были поставлять в войско одного воина в доспехах и на коне за каждые 50 гектаров выделенной земли. За поставку большего количества воинов полагалось денежное вознаграждение, за уклонение от службы — строгое наказание. В полном смысле слова считать создаваемое Иваном IV Васильевичем войско регулярным конечно же нельзя, но, принимая во внимание время, вполне можно предположить, что поставляемый вотчинником или дворянином воин был обучен, подготовлен к военной жизни и мало чем отличался от тех, кто постоянно находился в дружинах князей. (Речь не идет о пушкарях, пищальниках, стрельцах, которые появились позднее.) Поместье, выделенное дворянину за службу, являлось, как и сама служебная должность, наследственным. С пятнадцатилетнего возраста дворянина зачисляли в служилые списки, в «десятню», регулярно проводились смотры военной подготовки «новобранцев». Подобная организация военного дела позволила Ивану IV Васильевичу иметь до 50 тысяч хорошо подготовленной, способной быстро собраться в установленном месте поместной дворянской конницы, которая составляла костяк русского войска.