Москва. Путь к империи
Шрифт:
В те же дни по столице прошел страшный слух о том, что Петр I в Европе умер. Бояре запаниковали. Из-за весенней распутицы почта в Москву долго не поступала, это обстоятельство еще более встревожило бояр. Как бы то ни было, а весной 1698 года со стрельцами удалось договориться.
Но Петра I такой исход дела не порадовал. Он писал Ромодановскому Федору Юрьевичу, возглавлявшему Преображенский приказ (ведал делами по политическим преступлениям): «В том же письме объявлен бунт от стрельцов, и что вашим правительством и службою солдат усмирен. Зело радуемся, только зело мне печально и досадно на тебя, для чего ты сего дела в розыск не вступил. Бог тебя судит! Не так было говорено на загородном дворце в сенях. А буде думаете, что мы пропали (для того, что почты задерживались) и для того боясь, и в дело не вступаешь;
272
Брикнер А. Г. Указ. соч. С. 280.
Петр все прекрасно понял: и цели заговора, и очаг, откуда распространялся огонь, и причину «страха бабьего» у бояр. Он уже знал, что нужно делать. Но Ромодановский еще сомневался. В конце мая в Москве был издан указ всем стрельцам оставаться на своих местах, а тех, кто покинет службу и вернется в столицу, посылать в Малороссию на вечное житье. Жить там, тем более вечно, в тот век было несладко.
Стрельцы указ выслушали, но не подчинились ему. В Москву с литовской границы сбежали 50 стрельцов, их арестовали, но соратники выручили своих друзей. Маслов, один из стрельцов, зачитал письмо от Софьи. В нем царевна уговаривала воинов явиться в Москву, разбить лагерь неподалеку от Новодевичьего монастыря. А если, было написано далее в письме, стрельцов не пустят в столицу воины Петра, то нужно будет разгромить их.
За такое письмо, если бы его нашли, Софье грозила бы смертная казнь. Маслов зачитал соратникам обращение царевны, стрельцы решили на сходе идти на Москву, быстро собрались в поход.
Столица всполошилась. Из города по деревням потянулись со своим имуществом разные люди, бедные и богатые. События 1682 года помнили многие. Никому не хотелось оказаться в заложниках у пьяной озверелой солдатни.
Бояре доверили московское войско Шеину, в помощники ему назначили Гордона и князя Кольцова-Масальского.
Стрельцы еще на сходе решили уничтожить Немецкую слободу, и поэтому Гордону сам Бог велел воевать с ними. Сподвижник Петра, его учитель, друг, Гордон уже в 1689 году решительно встал на сторону царя и сейчас руководил всеми действиями московского войска.
Начал он с того, что перекрыл подходы к Воскресенскому монастырю, куда устремились мятежники. Стрельцы, понимавшие толк в военном деле, увидели перед собой силу, спесь их слегка поугасла. Слегка. Гордон не хотел кровопролития. Несколько раз он выходил на переговоры к стрельцам, пытался миром окончить дело. Стрельцы стояли на своем: нас незаслуженно обижают, посылают в самые трудные места, не дают нам отдохнуть, увидеть жен, стариков родителей.
Гордон проявил терпение и выдержку. Он не спешил, за время переговоров немецкий артиллерист полковник Крагге оценивал достоинства местности, исследовал позиции противника и расставил пушки так, что весь лагерь стрельцов оказался под перекрестным огнем.
Утром 18 июня Гордон вновь пытался договориться со стрельцами. Они же заявили, что либо войдут в Москву, либо погибнут в бою. Им так хотелось обнять своих жен и детей? А может быть, им хотелось освободить из Новодевичьего монастыря царевну Софью, привести ее в Кремль и устроить в Москве очередной шабаш смерти?
Гордон вернулся на свои позиции, и московские пушки дали залп — снаряды полетели над головами стрельцов, принявших бой на свою беду. Следующие четыре залпа сгубили много стрельцов, они не смогли дать достойный отпор опытному Гордону. Сражение продолжалось недолго. Бунтовщиков переловили и отправили в темницы Воскресенского монастыря. Начался розыск. Царю послали очередное письмо, которое застало его в Вене. Петр, не мешкая, уехал в Россию.
Пока его не было, бояре повесили пятьдесят шесть зачинщиков бунта. Розыск и дознание они вели по всем правилам тогдашней «пыточной науки», искали письмо Софьи, которое зачитывал соратникам Маслов. Но стрельцы не дали показаний против своей
В конце августа в столицу явился Петр. На следующий день, 26 августа, в селе Преображенском он собрал бояр и лично начал обрезать им бороды, укорачивать длинные их одежды. Это обновление длилось две недели. Стрельцы, борцы за русскую старину, две недели молча наблюдали за происходящим. Они боялись худшего, и худшее пришло.
В середине сентября царь приказал свезти в Москву и ближайшее Подмосковье провинившихся стрельцов, и началось новое страшное следствие. В селе Преображенском Федор Юрьевич Ромодановский, получивший нагоняй от Петра, теперь исправлял свою ошибку. В четырнадцати специально оборудованных камерах производились пытки стрельцов. Их руки со спины привязывали к перекладине и били кнутом «до крови на виске». Если пытуемый держал удары кнута хорошо и не сдавался, не наговаривал на себя, его выводили на улицу, где постоянно горели около тридцати костров: один, например, горел ярким пламенем, «заготавливая» в огне угли, а на другом в углях уже жарился стрелец молчаливый. Многие пытку углями не выносили, кричали так, что даже у пытавших что-то вздрагивало внутри, но даже в диком крике своем стрельцы не указывали на Софью как на организатора заговора. Не руководила она заговором и мятежом, и все. Некоторые воины пыток не выдерживали, «сознавались»: мы хотели перебить иностранцев в Немецкой слободе и посадить на русский престол Софью. Но даже в полуобморочном состоянии, истекающие кровью, стрельцы упрямо твердили: она не участвовала в мятеже. Петр повелел пытать еще изощреннее.
И тогда те, что были послабее, не вынесли. Оказывается, стрелец Васька Тума получил письмо Софьино от нищенки, привез его товарищам. Нищую вскоре нашли. Васька Тума признал ее. Только она не признала его, не созналась ни в чем. Я нищая, хожу по миру, прошу милостыню, просила и у Софьи. Никаких писем ее никогда никому не передавала. Я нищая. Мне хватает милостыни для полного счастья.
Никто в этот лепет нищенки не верил. Ее пытали. Она, тихонько шевеля губами, читала молитву. Глаза ее были добры и спокойны. Она умерла тихо. От боли. Люди Ромодановского очень старались. Сам царь иной раз — на что уж занятой человек был! — присутствовал на пытках. На допросы и пытки брали слуг царевны, а также сестру ее Марфу. Ничего нового они не сказали.
Следствие зашло в тупик. Пора было кончать со стрельцами. В последний день сентября перед воротами Белого города плотники установили виселицы. Патриарх попытался приостановить расправу. Петр I обошелся с ним сурово. Монарху не нужны были патриархи, царь разговаривал с владыкой, как с мальчишкой. Остановить Петра не смог бы никто. Если верить некоторым данным, сын Тишайшего собственноручно отрубил головы пятерым стрельцам перед тем, как длинная вереница телег потянулась из Преображенского к виселицам, аккуратно расставленным перед воротами Белого города.
На каждой телеге со свечами в руках сидели, угрюмо озираясь, по два приговоренных. За телегами шли их жены и дети. И стоял бабий вой над Москвой. В первый день повесили 201 стрельца.
Затем был устроен перерыв на одиннадцать дней. Царь, видимо, решил, что казнь двухсот одного человека научит неразговорчивых стрельцов, и они расскажут ему об участии Софьи в заговоре. Пытки продолжились.
Впрочем, дело было не столько в Софье, сколько в преобразованиях, которые собирался вернувшийся из Европы царь начать в России и которые он начал в селе Преображенском обрезанием боярских бород. Петр пошел напролом. Остановить его было невозможно. Он решительно крушил все старое, беспощадно расправлялся с теми, кто мешал ему. Софья и стрельцы, как и бороды боярские, тянули Россию назад, связывали его. Они подвернулись под руку не вовремя и уже за это были достойны сурового наказания.