Москва. Путь к империи
Шрифт:
Святой Георгий близок сердцу многих христианских народов Восточной Европы. Его знали и почитали еще до принятия Русью христианства; проник он сюда вместе с преданиями христианских миссионеров и полюбился обитателям Приднепровья за свою земледельческую сущность: ключом родники отворял, поля охранял, колодцы берег, стада пас, а воевать придется — землю защищал.
Русские князья благоговейно относились к нему, давали сыновьям его имя — оно стало популярным на Руси. Ярослав Мудрый при крещении сам принял имя Георгий. Еще в 1030 году Ярослав построил в честь святого город Юрьев, а через семь лет основал в Киеве Георгиевский монастырь, возвел храм напротив «ворот собора Святой Софии». Глубоко символична дата освящения первого на Руси храма Святого Георгия: 26 ноября 1051 года. Задолго до принятия христианства в этот день земледельцы
26 ноября стал одним из самых радостных праздников на Руси. Юрьев день — день осеннего Георгия. А главный день святого в средней полосе Восточной Европы, в частности в Московской земле, отмечается 23 апреля (6 мая по новому стилю), перед началом полевых работ. В этот день, согласно легенде, Георгий был казнен.
Со второй половины XI века, когда увеличился приток бродников в междуречье Оки и Волги, и вплоть до Куликовской битвы город Москва, Москва-народ и святой Георгий существовали словно бы порознь. Москва делала первые шаги в истории и вряд ли осознавала свое предназначение. Это осознание пришло после великой победы на поле Куликовом. Недавно ученые нашли печать Дмитрия Донского с изображением всадника с копьем, поражающего змея. Великий князь московский и владимирский имел право скреплять документы такой печатью.
Но Москву и образ святого Георгия уже на рубеже XIV–XV веков слило воедино нечто более существенное, более великое, нежели воинские победы. Юноша Георгиос, согласно легендам, был родом из знатной семьи. Москву основал знатный князь из рода Рюриковичей Георгий Владимирович. Георгиос совершил много воинских подвигов, и Москва, совсем еще юная, одержала много побед. За главный свой подвиг юноша Георгиос принял мученическую смерть, и Москва чуть не погибла во время нашествия Тохтамыша. Георгиос, проповедуя христианство, примирил разные народы, крестил языческого царя, и Москва, куда перемещался в XIV–XV веках центр православия, несла свет христианской надежды и терпимости племенам и народам словом и примером. Но полюбили святого Георгия главным образом потому, что охранял он тружеников, их поля, их дома и скот, и Москва тоже еще до Ивана Калиты принимала, поощряла людей труда, давала им возможность мирно работать, охраняла, когда опасность нависала над ними.
В середине XV века перед московскими князьями стояла одна немаловажная проблема. Воевать им приходилось очень часто: и внутри своих владений, и за их пределами. Это отнимало много сил и у простого народа, и у бояр, и у князей да воевод. Чем же можно было восполнить физические и моральные потери? Как ободрить матерей, отдающих год за годом своих сыновей в дружины? «А никак! — воскликнет не приученный думать человек. — Чернь никогда и никто не спрашивал, много чести. Приходили воеводы в селения, набирали молодцев покрепче…» Э-э, нет! Подобное агрессивное и примитивное поведение в своей собственной отчине никакому владыке не гарантировало успеха на длительный срок. Великим князьям в XV столетии приходилось выискивать любые средства и способы выживания во враждебном окружении: военные, дипломатические и моральные. В то время, когда, как в соседних странах, например, не существовало еще обычая награждать знаками отличия всех воинов за победы и успешные походы, московские князья стали делать это массово. Награждали, конечно, по-разному: знатному воеводе могли вручить большую золотую медаль (а точнее, знак отличия) на увесистой золотой цепи, простые дружинники получали медали поменьше, часто из позолоченного серебра. Но так уж устроен человек — ему приятно быть замеченным, отмеченным, приятно получать заслуженные награды. Московские князья, начиная, по-видимому, с Ивана III, потребность человека в признании и поощрении верно использовали для поднятия духа в народе служилом.
О том, как выглядели знаки отличия в XV веке, пока точно неизвестно, но в XVI веке сын Ивана Грозного Федор Иванович награждал отличившихся (по свидетельству англичанина Д. Флетчера) медалью с изображением святого Георгия на коне. Того самого святого, которому пели русские люди, выходившие 23 апреля на поля:
Егорий ты наш, храбрый. Ты спаси нашу скотинку, В поле и за полем, В лесу и за лесом…Великолепный тактический ход нашли те, кто предложил чеканить на боевых наградах изображение мирного по сути своей святого: заступника, помощника в трудном крестьянском деле. С Егорием-то на шляпе (или на рукаве) никакой ворог не страшен.
И скульптура святого Георгия на Фроловской башне появилась не случайно. Государству со столицей в Москве, и самой столице, и людям нужна была своя символика. В 1466 году на той же башне, но с внутренней стороны Кремля, была поставлена еще одна белокаменная статуя — Дмитрия Солунского. Этот святой великомученик так же, как святой Георгий, пострадал во времена императора Диоклетиана. В старинных русских стихах его называют помощником русских воинов в борьбе против темника Мамая. Славянские народы с древних времен чествовали святого Дмитрия Солунского, а сербы и болгары называли его патроном славянской нации, «отечестволюбцем». В 1197 году из греческого города Фессалоники (Солунь) великий князь Всеволод Юрьевич принес икону Святого Дмитрия, написанную, согласно легенде, на гробовой доске великомученика. Икона находилась в Киеве, затем ее перевезли во Владимир, а в 1380 году она была перенесена в Москву и поставлена в Успенском соборе. Многие русские князья в знак особого почтения давали своим первенцам имя Дмитрий. Уже сказанного вполне достаточно для понимания того, насколько был почитаем этот святой, между прочим, современник и соотечественник святого Георгия.
Хотя святость и соперничество несовместимы, но почитатели — люди обыкновенные, со слабостями, и поэтому обе скульптуры установили на Фроловской башне практически одновременно, и не зря! По-прежнему почитая Дмитрия Солунского великомученика, жители Москвы уже в середине XV века относились к святому Георгию великомученику с каким-то трепетным, сложным чувством, в котором соединились уважение и надежда, сострадание и вера, а также тихая гордость и невоинственная радость человека-труженика за победившего зло не копьем — оно-то атрибут аллегорический, не злом — одной внутренней силой, которую вселяет в доброго человека сам Господь, о чем свидетельствует нимб над головой святого. И потому великомученик, за добро пострадавший, признан Победоносцем.
Скульптура святого Дмитрия Солунского вскоре погибла при невыясненных обстоятельствах, и святой Георгий остался один на Фроловской башне. Он встречал и провожал своим спокойным взглядом гостей быстро развивающейся столицы, воинов, друзей и врагов, он видел кровь, в том числе и кровь русских людей, погибающих от рук русских же людей, и было в его взгляде нечто вечное, вневременное, была грустная мудрость веков. Следует напомнить, что еще в IV веке до н. э. в эллинистическом мире существовали надгробия с объемными изображениями всадников, например надгробие военачальника Дексилея, барельеф на котором очень напоминает изображение Георгия на Фроловской башне. Разница лишь в том, что древний воин — воин настоящий и заносит копье над побежденным им человеком. Георгий же — воин небесный, и занес копье он над символом зла — химерой, сотворенной непросветленным сознанием человека.
Статуя Георгия на Фроловской башне была не первым произведением искусства в честь этого великомученика. Уже в 1462 году, а по некоторым данным — еще в конце XIV века, неподалеку от Кремля, в местечке, чуть позже названном Псковской горкой, на улице Варварке, стояла церковь Покрова Божьей Матери, ее москвичи прозвали по названию придела церковью Георгия Великомученика-страстотерпца.
«Известна каменной с 1462 года» другая церковь Георгия Великомученика — на Большой Дмитровке. В начале XIV века в старой Дмитровской слободе начала селиться знать. Вскоре уютный склон покатого холма занял Юрий Захарьевич Кошкин-Кобылин, дядя царицы Анастасии Романовны… Но это уже из другого времени, о котором речь пойдет позже.
С 1460-х годов известна церковь Георгия Великомученика, что в Старых Лучниках. В те времена здесь было урочище Лучники, обитатели которого, по одним сведениям, делали боевые луки, а по другим — продавали лук. Сюда, на лужки, москвичи выгоняли коров, и место это вплоть до XVII века называлось старой коровьей площадкой. Буренкам здесь было хорошо вдвойне, потому что лужки находились рядом с церковью Егория в Лужках, а он издавна считался на Руси покровителем домашнего скота. Таким был путь святого Георгия к сердцу москвичей и в герб Москвы.