11 | 00887 Ведь вот ведь – малое дитя 8108 А вырастет простою бабой И будет думать все: куда бы Девать себя, а то когда бы Была бы малое дитя — Все плакала бы безутешно До наших дней – и всякий грешный Устыдился быСокрушился бы сердцем тонким, морщинистым, прослезился бы, голову бы свою твердую пеплом усыпал бы и снова, снова слезами залился бы.11 | 00888 Две юные совсем девицы 8120 В кафе-мороженом сидят Напротив их сидит
поэт И смотрит нежные их лица Потом он им и говорит: О, юные! Нежные! Невообразимые!Поражающие душу щемящим чувством видимогос высоты моего сокрушительного возраста, лет убегающих, срока приближающегося, уже выглядывающего из-за вашего нежно-холодеющего плечика, в мои глаза пристально через ваши головы вглядывающегося, но еще сохраняющего видимость молодости ваших лет, чтобы ловко увертываться при грациозном повороте головок ваших маленьких и чистых, для быстрого взглядывания за спину существа в чем-то вам самим подобного, но уже стянувшего черты лица своего, то есть и вашего тоже – милые! худенькие мои! – стальной сетью необратимости, невозвратимости, неотвратимости, невозвратности в это тихое предвечернее кафе, мягким холодком детского мороженного овеянного, невозвратимости взгляда поэта меланхолического лелеющего, знающего и наполняющего все окружение и ваши чистые бескачественные личики, мордочки лисьи, спинки лягушачьи, ручки беличьи сиянием смиренного, неподвластного еще ему в свободном, своевольном пользовании, но лишь эпизодически, набегами тайными, случайным взблескиванием чернеющих глаз фосфорических, поворотами нежного тела юности взвращающейся, беспредельного и неоднонаправленного Эроса.11 | 00889 Первая конная, пан и барон 8124 Шли друг на друга от разных сторон Шли они шли и в итоге пришли В общем-то в землю в итоге ушли И тополя шелестят с подоконника: Нет на земле твоего первоконникаИ пана нет, и барона нет, и царя нет, и героя нет, и первогов стране дезертира нет, и ассенизатора революции нет, а чего нет – того уж нет, извините.11 | 00890 Мы были молоды с тобой 8128 Как Киевская Русь прекрасны А там пришел Иван Ужасный А после первый и второй Пришли большие Александры А следом первый и второй Пришли за ними Николаи А там и разные Кассандры И вместе с ними Далай-ламы А там и наша смерть стоит Какое имя предстоит Ей дать — И не знаю даже Какое дадим —Под таким и будет значиться в неописуемых пределах наших, в порывах бурного нетерпения перехлестывая границы исторические, обретая неведомые нам оттенки и придыхания, гримасы и благоволения в сердцах нам неведомых, утверждаясь волею своей, и нас тем самым в сердцах оных, нам неведомых ни по виду, ни по жару, ни по предназначению, измененными, но и неизменными, вечными, помимо своей воли и воли тех, принимающих – утверждая.11 | 00891 Жил я тихо поживался 8131 В кулинарию ходил И по мере слабых сил Очень многим убивался Но под вечер восходил На седьмой этаж свой Грозный Все что вместе – стало розно Все что розно – во един Некий СплелосьПод взглядом моим в дали голубой мной прозревающим прозреваемой.
Песни стихи и стихоидные потоки
1985
Предуведомление
Устали
мы писать стихи. Ах, устали. Все вместе, да и я, в отдельности, тоже. Стискиваем мы себя, стискиваем, усилием некой внешней мускулистой волевой руки тащим мы себя к источникам былых благоухающих вдохновений и терпим, терпим. Это ж известно, это ж всем известно, что перетерпев, бывает легче, легкость неземная бывает даже, как говорится, второе дыхание, как известно. Дотерпеть бы, а пока – страх, ужас, смятенье, разор, выклики дикие, несуразица всяческая, пока и не стихи даже, а мужество, одно мужество, исключительно. 11 | 00892 Январскою стужею, зимней порою В вечернем окне как салют Холодным сияньем горит надо мною Вершина горы Монсальват И тут же встают за моею спиною Два рыцаря – Свен и Гундлах Один поднимает огромное знамя Другой – его кости и прах Один запевает победные гимны Другой закрывает лицо… Прощайте, родные, я с вами погибну Вот только февраль на крыльцо Ступит11 | 00893 Я был порой велик как Данте Седьмого снизу этажа Когда российская веданта Вздымалась подо мной дыша Весь внешневидимый маразм Преобразуя в исихазм ПламенеющийВ своем круженииВ своем кружении завораживающем всех по должным им уровням и этажам распределяя, просветление и любовь соответствующие вселяя – иерархия! иерархия небесная, иерархия благословенная, люби! люби нас, пронзай нас энергией своей! —вот она! вот она! Русь святая! (в этом смысле)11 | 00894 Не солнце ли спину печет-припекает Мать сына родного корит-укоряет: Так что ж ты, подлец, все в постели валяешься Лишь к ночи, как тать-уголовник сбираешься Он ей отвечает: Прости меня, мати Такая мне жизнь, что от всех мне ебати Художник я есть, я для мира – иное И дело мое, как и татя – ночное Тайное11 | 00895 Сколько из здесь проживающих Моющих руки в говне Лающих и погибающих Не подзревая об мне Ветхие дньми и убогие Не объясненные быть И для чего многоногие Вызваны воздух мутить Мать их етить11 | 00896 Изокефалия фекалий На кафеле, где фал кефали Как факел, как лекифа фал Фалликулезно кейфовал — Такое вот сложилось11 | 00897 Когда пятая квантунская Да гвардейская японская Орденоносная еврейская Армия пошла на нас А мы взяли да по-русскому По-простому – по-советскому Да интернацьяналистскому Да ударили ей в глаз А из глаза из японского Два такие скользко-скользкие Как слезиночки июльские Два упали островка В наши воды да прибрежные В наши руки нежным-нежные Да в объятья неизбежные — Ни за что не отдадим