Москвест
Шрифт:
А главное — повсюду стояли заряженные пушки.
— Не сунутся, — успокаивал то ли Мишку, то ли себя Нос. — У них и осадных орудиев нету… Налегке пришли.
Но татары сунулись.
Они и до того визжали, но это, оказалось, были цветочки. Когда многотысячная орда несется на тебя с диким тонким визгом, размахивая над головой кривыми саблями — это… «Это жесть!» — подумал Мишка. И еще он подумал, что если бы дело происходило в чистом поле, упал бы на землю и закрыл уши руками.
Но они стояли на прочной каменной стене, и командовал ими молодой боевой князь. Он выждал, когда конница окажется в
Громыхнули пушки. Однако большая часть нападавших все-таки добралась до стен.
Те, кто были ближе к воротам, попытались с ходу атаковать их, но тут же отскочили под струями кипятка и дегтя. (Вот теперь Мишка наконец своими глазами увидел, что такое «бежит как ошпаренный».) Остальные посылали на стену одну стрелу за другой. Хуже всего, что некоторые стрелы были зажигательными, скоро Мишка услышал за спиной:
— Горит! Воду давай!
Он не обернулся. Остей и об этом позаботился: повсюду в непосредственной близости от стен стояли бочки и кадушки с водой.
Татары суетились под стеной, но по всему было видно, что они плохо понимают, как атаковать эту крепость. Раздалась гортанная команда — и конница отступила так же молниеносно, как и атаковала.
— Ага, татарва! — заорал Секира. — Выкусили! — И добавил что-то на татарском.
Один из отступающих, который скакал чуть не последним, неожиданно развернулся в седле и навскидку послал стрелу. Секира рухнул со стены, схватившись за пробитое горло.
Вечером бабы в городке ждали татар, собираясь, как на праздник, как на последний праздник. Паники не было, была собранность и сосредоточенность. Мыли детей, стирали одежки, точили ножи и топоры. Буднично, слаженно, спокойно. Подумаешь, придут враги и их нужно будет взять в плен. Делов-то…
«Есть женщины в русских селеньях», — заело в голове у Маши.
— Еду-у-ут! — крикнула Варвара.
Она встретила своего представительного утреннего знакомого на входе в городок. Она провела его внутрь. Она показала ему, что внутри только женщины. Она ластилась к нему и вертелась вокруг, как веретено. У бедного татарина даже глаза открылись, когда он увидел, кого они собирались штурмовать.
Как они там с Варварой разговаривали, никому не известно, но, выйдя обратно, он что-то прогавкал своим людям, и они на входе в городок оставляли оружие. Они пытались устроить драку, потому что никому не хотелось сторожить снаружи, всем хотелось внутрь. Но «главный» рыкнул, и беспорядки утряслись.
Татары прибывали и прибывали, Маша насчитала уже несколько десятков мужиков.
— Не справимся, — пискнула она.
— Справимся, — уверенно ответили ей. — Ты, главное, не высовывайся. И детей придержи.
А дальше…
Дальше начался какой-то ужас. Варвара принялась раздеваться прямо при всех, вихляя бедрами и раскачивая грудями. Татарва кинулась засыпать ее подарками, напяливая ей на руки кольца и браслеты, а что-то невообразимое — на шею. При этом вид у них был совершенно свинский, только что слюна изо рта не капала. Потом их «главный» рявкнул, все присмирели, и Варя увлекла его в землянку под завистливое шипенье и улюлюканье.
Как только ушел «главный», остальные воины накинулись на баб, или бабы на воинов. В общем, неважно, кто на кого накинулся, но началось такое непотребство, что Машу затошнило.
Но это был далеко не весь кошмар. Даже сквозь зажатые руками уши Маша слышала сладострастные крики. Первый вопль ужаса и боли заставил ее подпрыгнуть.
Растрепанная Варя выскочила с окровавленным ножом в руках. Это был сигнал. Через несколько минут ни одного живого татарина в Бабьем городке не осталось.
Атаки продолжались с тем же результатом. Теперь в городе царило деловитое оживление. Все только и обсуждали, что мамай обмишулился, пришел без стенобитных орудий Москву брать. И что провианта хватит на долгую осаду. И что скоро Дмитрий приведет ополчение, а тогда татарве вообще конец.
Остей старался успеть повсюду, не доверял даже Носу: следил, чтобы не было больше погромов, чтобы смола и кипяток в котлах не остывали. И чтобы защитники учились владеть оружием, хотя это казалось Мишке уже совсем не нужным. Его все больше переполняла уверенность — город татарам не сдадут.
На радостях он все свободное время посвящал поискам Маши. Очень хотелось показать ей, какой он теперь бывалый дружинник, небрежно рассказать почти правду — как он Остея спас.
Но Маша как сквозь землю провалилась. Мишка не расстраивался, утешал себя тем, что в этой толчее вообще трудно кого-то найти. А вообще все было хорошо.
Уже вечером, когда Мишка готовился спать, он случайно подслушал разговор Остея с Носом. И разговор этот ему очень не понравился.
— А скоро Дмитрий с войском подойдет? — начал Нос. — До Костромы кольки верст…
Голос князя был жестким:
— Ну ты сказал… Какое там в Костроме ополчение?!
— Но як жа…
— Ды няма в Костроме никого… Гадов семь таму навагародския укушуйники там пашуравали. Всех мужеского полу булгарам в рабство продали…
Нос удивился:
— Так куды ж великий князь поехал?
Остей вздохнул:
— Ведать бы… И чаго Тохтамыш на Маскву пошел?..
Мишка про себя удивился: «Что значит „чего“? Иго же! Татары русских угнетают все время!» Но Нос, кажется, не разделял Мишкиных мыслей, он тоже считал вопрос риторическим.
— Татарва неблагодарная! — пробурчал он. — Апосля того, как Димитрий Иоанович на Куликовом поле Мамая побил, он по гроб обязан! Мы же столько голов поклали, лишь бы Тохтамышу в ханах утвердиться, а он…
На этом разговор оборвался — Остея позвали. Мишка лежал и почесывал давно не мытую макушку. «Дмитрий Донской за татар воевал? — напряженно думал он. — На Куликовом поле? Может, мы с Машкой в альтернативную реальность попали?»
КОЕ-ЧТО ИЗ ИСТОРИИ. На Куликовом поле русские и литовские полки сражались не против «монголо-татарского ига» вообще, а конкретно против мятежного хана Мамая. Власть законного хана Орды Тохтамыша великий князь московский не оспаривал, позже принял ярлык на великое княжение из его рук. Так что Мишка оказался в самой обычной реальности…