Мост над черной бездной
Шрифт:
– Вы тоже там будете. Только гробы вам на заказ будут делать, вместимостью в тонну.
Пройдя второй раз сквозь пылающий ненавистью строй старых перечниц, он встретился глазами с Наташей.
– Павел, – позвала она. – Подождите!
– Сочувствую тебе, – сказал он.
Они отошли в сторону. Девушка выглядела очень несчастной, глаза покраснели от слез, губы распухли и потрескались. Наташа ежилась и переступала с ноги на ногу, будто воздух был слишком холодным, а сухая земля – слишком горячей.
– Вы скажете в полиции, что это моя мама убила Артура и Олега?
– Ты
– Но записка?… – Она подняла брови. – Мама призналась. Записка на эстонском языке, значит, это она ее написала. Мама же из Таллина и всегда ненавидела педиков. Вы же знаете, что сделал ее первый муж?
– Знаю, – согласился Паша. – Но все это ерунда, не забивай себе голову!
– Почему?
Паше хотелось скорее смыться отсюда и как следует выпить. Не ради перманентной цели самоубийства, а просто чтобы маленько полегчало на сердце. Поэтому он улыбнулся, тронул девушку за плечо и устремился к воротам кладбища.
Наташа хотела что-то сказать ему вслед, но вдруг словно заперлась внутри себя на все замки, отвернулась, втянула носом воздух и приняла независимый вид, так не сочетающийся с ее опухшим от слез лицом.
Остаток дня он бродил по Курортному, напивался, не пытаясь контролировать свое состояние, вспоминал и поминал Элли.
Поздно вечером он сидел на Немецком мосту, том самом, где туристы нашли тело Олега. Над головой пьяного сыщика метались и кричали ласточки, снизу Пашка видел их белые брюшки. Он лег на спину и закрыл глаза.
Может быть, это приснилось ему… Да, совершенно точно – он спал, когда ощутил, что под мостом разверзлась черная бездна. Ее чернота (как показалось Паше, хоть глаза его и были закрыты) была не материальной пустотой, не разломом в почве, а сконцентрированным злом человеческих душ, собранных зачем-то под этим мостом. И обрубленный с обеих сторон бессмысленный виадук вдруг стал единственным островком во всей Вселенной, где можно было спрятаться от ненависти, предательства, жадности и всего прочего, что вместе составляет это самое людское зло, черную бездну.
… Паша проснулся утром, холодный как бетон, на котором уснул. Он чувствовал холод не только телом, но и душой, словно та остыла над бездной, пока он спал. Сыщик вскочил на ноги, неловко спустился с моста и потрусил к городу неуверенной, слабой рысцой. Вскоре тело его согрелось, а потом и хмель выветрился.
На автовокзале он по традиции съел пирожок, разделив его с рыжим привокзальным псом, выпил воды. Доспал в автобусе.
В Гродине понял, что ему надо поговорить обо всем, что случилось. А поговорить он мог только с отцом Сергием.
Священник словно ждал его, встретил с большим радушием.
– Так чего ты пришел? – спросил он, усадив гостя за стол.
Перед Пашей лежали блинчики с мясом, стоял стакан сметаны, от чашки чая поднимался пар. Седов был благодарен хозяину за угощение, но есть ему не хотелось.
– Поговорить. Мне страшно.
– Тебе? – не поверил священник. – Кто-то угрожает или нападает?…
– Мне кажется, что где-то рядом со мной – бездна зла. – Сказав это, рыжий сыщик смутился: мало ли что снится пьяному человеку. Он рассмеялся, помотал головой. – Сон дурной приснился. Слушай, я уверен, что убийца – это кто-то из домашних. Недавно я нашел в доме веревку – такую, чтобы с ее помощью Артур мог подняться на мост. А до этого пропала аптечка, в которой хранился реланиум. Упаковку от реланиума как раз и нашли возле тела Артура. Выяснили также, что Олег как-то вечером уезжал на красном «мерседесе» Элли. Но за рулем, конечно, была не Элли. Хоть после ее смерти и обнаружили записку на эстонском языке с признанием… Я не верю, что она убийца.
– Почему? Элли ведь родилась где-то в Прибалтике? – напомнил отец Сергий. – Она сказала мне тогда в больнице, что католичка.
– Это все ерунда, – махнул рукой Пашка. – В Таллине она жила в детстве и не выучила эстонского языка! Да и с чего ей писать признание на том языке, который никто не знает? Глупость. Записку подложили. Я отвезу ее графологам, они докажут.
– А мотив? Был у нее мотив?
– Мотив… – Седов решил, что нет смысла скрывать от друга и это. – Знаешь, Элли понимала, что я должен ее оставить, и пыталась меня удержать. Ради этого она навела на себя подозрение. Для чего даже тещу мою потенциальную послала ко мне с разоблачениями! Ох, Элли! – Паша покачал головой, направив невидящий взгляд на деревья за окном. – Это было наивно и грустно. Наивно с ее стороны, а грустно – для меня… Но я все равно поехал тогда в Москву, мне хотелось снова удрать от Яны. Можешь назвать меня мерзавцем.
Он взглянул на священника, чье мнение ценил куда выше, чем признавался. Тот качнул головой, будто отмахиваясь от предложения.
Седов продолжил:
– Ну, в итоге выходило, что Элли ненавидела голубых… А Артур и Олег в давнем прошлом имели связь. Вот такой мотив.
– А возможность убить парней?
– Она сама мне ее продемонстрировала. Мы были в лесу, она взобралась на мост и сама подсказала, как мог тяжелый Артур влезть на двадцатиметровую высоту с помощью веревки.
– Так почему ты уверен, что она не убийца?
– У нее идеальное алиби: в ночь убийства Артура мы были вместе. Думаю, что Элли тоже понимала, что я не верил во все подставы, просто она очень хотела, чтобы я был занят только ею.
Отец Сергий выставил вперед бороду и спросил тоном въедливого преподавателя, мучающего студента на экзамене:
– Так что тебя больше всего гложет?
– Мало фактов. Таких же доказательных, как алиби Элли.
– А как их собрать?
– Нужен доступ к выводам экспертов.
– Ты можешь его получить?
– Я попробую, – развел руками Седов, – но не знаю, удастся ли мне.
В его голове вдруг воцарился пусть временный, но порядок. Разговор с отцом Сергием снова помог Пашке собраться с мыслями.
Допив свой чай, он пожал руку другу и ушел.
… В квартире своей невесты Паша оказался к полуночи. Яна спала, но, услышав хлопок двери и шаги Седова, открыла глаза.
– Пашка, что же ты не сказал… – произнесла она сонным голосом. Потом села на диване и уточнила свою мысль: – Оказывается, Элли умерла? Я не знала.