Мост
Шрифт:
Благодаря относительно новой и всё ещё раздражающей фотографической памяти видящего Джон помнил этот разговор слово в слово.
— Мы должны пойти за ним, — сказал Ревик. — Сейчас же. Возможно, это наш последний шанс.
— Нет, — Элли решительно покачала головой. — Ты сам не знаешь, что говоришь. Это совершенно бессмысленно. Более того, я уверена, что он именно этого и хочет.
Ревик покачал головой, по-прежнему отказываясь смотреть на неё.
— У нас есть реальный шанс уничтожить его. Прямо сейчас у нас есть такой шанс. Мы не можем упустить эту возможность. Мы не можем просто позволить
— Нет! — воскликнула Элли. — Нет, Ревик. Мы не станем делать это. Не сейчас. Мы должны отпустить его на этот раз… мы должны. Разве ты не понимаешь?
Джон помнил, что в её голосе звучало раздражение, но он не мог не задаться вопросом, не вызвано ли это больше тем, что Ревик не смотрел на неё, даже не стоял рядом с ней, и его свет был закрыт сильнее, чем Джон когда-либо видел.
— Абсолютно точно нет, — повторила она, покачав головой, когда Ревик не ответил. — Мы не можем… мы действительно не можем… я понимаю, почему тебе этого хочется, но это действительно плохая идея.
— Но почему? — потребовал Ревик. — Почему это плохая идея?
— Потому что он один из Дренгов, — сказала она.
Ревик был не единственным, кто выглядел раздражённым из-за этого.
Врег тоже моргнул, недоверчиво поглядев на Джона и Джорага, а потом нахмурился вместе с Ревиком и остальными. Он повернулся к Элли, всё ещё хмурясь.
— Разве они все не Дренги, Высокочтимая и Боготворимая сестра? — спросил он.
Несмотря на недоверие в его голосе, Врег задал вопрос вежливо.
«Более чем вежливо», — подумал Джон, фыркнув.
Он обращался с Элли как с ходячей реликвией — как с каким-то воскресшим святым духом, а вовсе не как с живой женщиной во плоти. Хотя на самом деле, реакция Врега на то, что Элли ходит и разговаривает, была мягче, чем у большинства видящих.
Странное поведение остальных варьировалось от Джакса, постоянно дотрагивавшегося до Элли и широко улыбающегося, до Ниилы, делающей религиозные жесты вокруг тела Элли и прикасающейся к её рукам каждые несколько минут — опять-таки, как будто она была своего рода Буддой. Риг справлялся со своим замешательством, непременно держа голову и лицо ниже головы Элли, хотя он был примерно на пятнадцать сантиметров выше её.
— Да, — сказала Чандрэ, которая в отношении к Элли примкнула к сердито-озадаченному лагерю, однако она, казалось, хотя бы больше привыкла разговаривать с ней. — Да… объясни это, Высокочтимый Мост. Разве не все наши враги — последователи Дренгов? Почему это так отличается?
— Вы меня не слушаете, — терпеливо сказала Элли, оглядывая всех присутствующих.
Джон был в лагере «просто смотреть на неё, не зная, работает ли его мозг вообще».
В основном он смотрел в её глаза, на ту персону, которую видел там, а не на ту вайровую наркоманку, которую помнил по тем неделям в Сан-Франциско. Его мысли постоянно возвращались к голой женщине в подвале, которая не желала разговаривать, но всё равно умудрялась толкать Ревика, и не только телекинезом.
Глядя на неё в вестибюле Башен Госсетт, Джон чувствовал себя так, словно пересекал потоки времени, а может быть, терялся в сложном и запутанном сне. В то время он не мог решить, был ли этот сон кошмаром, который вот-вот покатится под откос, или каким-то исполнением желаний.
Она по-прежнему была одета в то, в чём Джон видел её после смерти, и это тоже не помогало.
Одежда была похожа на чёртову пижаму.
Тёмные спортивные штаны. Длинная рубашка на пуговицах, которая принадлежала Ревику, тёмно-синие кроссовки-конверсы. Никакой косметики. Её волосы спутанной гривой спускались по спине и плечам. Кто-то накинул на неё армейскую куртку, но почему-то это только усиливало общий эффект. Она выглядела так, словно только что вылезла из постели и вышла на крыльцо за газетой.
Этот образ мог бы быть ещё более нелепым только в том случае, если бы на ней были пушистые тапочки.
— Вы меня не слышите, — повторила Элли, оглядываясь по сторонам, словно понимая, что они до сих пор не могут до конца осознать её существование. — Я сказала не то, что он последователь Дренгов или даже «тот самый» Последователь Дренгов с большой буквы. Я говорю вам, что он один из настоящих бл*дских Дренгов. Он один из тех существ из Барьера… тех, кто всем этим заправляет.
Она взмахнула руками, указывая на Башню — или, может быть, на весь мир.
После её слов воцарилось молчание.
В этот момент Джон увидел, как резкий взгляд Врега остановился на её лице.
Он заговорил первым, нарушив тишину.
— Что это значит? — спросил он. — Дренги нематериальны, Высокочтимый Мост. У них вообще нет тел. Они — исключительно Барьерные существа.
Элли вскинула руки — жест такой знакомый, что Джон вздрогнул и отшатнулся. Она взглянула на него, ощутив его реакцию, но вместо того, чтобы нахмуриться, она улыбнулась ему.
Он не мог заставить себя улыбнуться в ответ.
Повернувшись к Врегу, она вздохнула и провела пальцами по своим тёмным волосам.
— Я ещё не уверена во всех деталях, — призналась она. — Но я вполне уверена, что он — прародитель всего того, что делает Териан с «переменой тел». Вот почему его нельзя убить. Он уже мёртв. Или никогда не был жив… как бы вы это ни назвали.
Вздохнув, она добавила:
— Я не знаю, где именно он получает свои физические воплощения, но мы сначала должны выяснить это, и только потом беспокоиться о том, как убить его. Нет абсолютно никакого смысла тратить много ресурсов, убивая то, что может просто вернуться. Я даже не уверена, что тело, которым сейчас пользуется Менлим, живое. Может быть, оно было живым во время Первой Мировой Войны, но теперь он создал какой-то искусственный организм, чтобы вместить свой свет.
Она посмотрела на Ревика, и впервые в её светло-зелёных глазах промелькнула тревога, когда он не взглянул на неё.
Ревик стоял не так уж далеко от неё, но даже Джон мог чувствовать вибрацию «держись на расстоянии» в его свете, как будто он воздвиг щит, чтобы держать Элли и её свет как можно дальше от себя. К тому времени они срезали с него ошейник и наручники, а Викрам сделал ему укол чего-то, чтобы нейтрализовать действие наркотиков в организме, но он, похоже, всё ещё был не совсем в себе.