Мотылек
Шрифт:
– Здравствуйте, – произнес он, – это вам.
– Добрый вечер, Сергей, проходите, – ответила Наталья, пропуская его внутрь.
Из комнаты некстати выглянула Раиса Николаевна.
– Наташенька, кто там? – спросила она.
– Мама, это ко мне, – отозвалась Наталья.
Раиса Николаевна вышла поприветствовать знакомого дочери. «Какой красавец», – отметила она.
– Здравствуйте, – сказала она, – я мама Натальи – Раиса Николаевна.
– Добрый вечер, – отозвался Сергей, наклоняясь к ее руке, – Сергей. Вы не возражаете, если я на пару часов украду у вас дочь?
– Ну, что вы, – зарделась
Внизу их ждала черная «Волга». Сергей помог Наталье сесть.
– Алекс, в театр, – произнес он, обращаясь к водителю.
– Будет сделано, – отрапортовал Алекс.
Машина беззвучно скользила по ярко освещенным улицам, оставляя позади знакомые дома и улицы родного города. Наталья смотрела в окно, боясь встретиться взглядом с Сергеем.
– Приехали, Сергей Николаевич, – сообщил Алекс, подъезжая к зданию театра.
К входу спешили нарядные дамы в сопровождении затянутых в черные костюмы кавалеров, тормозили автомобили, выпуская очередную нарядную пару.
Наталья положила руку на локоть Сергея и они, слившись с толпой, вошли в ярко освещенное фойе. Наталью ослепил свет и блеск окружающей обстановки: громоздкая хрустальная люстра каскадом спускающаяся с потолка, большие зеркала на лестничных пролетах, сияние драгоценностей сотен дам, порхавших по холлу, словно райские птички. Наталья заметила, что взгляды большинства женщин останавливаются на ее спутнике, и почувствовала легкий укол ревности и торжество победительницы. Они поднимались по лестнице, и Наталья бросила взгляд в зеркало – навстречу им двигалась удивительно гармоничная пара – красивый блондин в строгом костюме-тройке и стройная женщина с черными, как смоль волосами в длинном платье и на высоких каблуках, едва достававшая своему спутнику до плеча. Сергей посмотрел на отражение Натальи и улыбнулся. Она смущенно отвела глаза.
Наконец, они прошли в центральную ложу и заняли места. В зале стоял гул ожидающей начала представления публики. Когда погас свет и начал медленно подниматься бордовый бархатный занавес, Наталья как будто оказалась в детстве. Папа часто водил их с мамой на разные представления. Она сто лет не была в театре. Они с Максимом были весьма стеснены в средствах, поэтому такая роскошь они не могли себе позволить. Наталья вдруг почувствовала себя Золушкой на чужом празднике жизни. «Что я здесь делаю с этим едва знакомым мужчиной?» Но едва раздались первые аккорды чарующей музыки, все мысли вылетели из головы. Представление началось – классическая постановка «Аиды».
– Наталья, вам нравится? – шепнул Сергей.
По спине побежали мурашки.
– Да, очень, – шепотом ответила Наталья.
После окончания представления Сергей остановил такси. Когда они оба устроились на заднем сидении, Сергей назвал какой-то незнакомый Наталье адрес. Она бросила на него испуганный взгляд.
– Ты не против? – шепнул он ей прямо в ухо, сжав своей большой рукой ее ладонь и не сводя с нее гипнотизирующего взгляда медовых глаз.
Наталья судорожно сглотнула.
– Нет, – прошептала она, отвечая на его пожатие.
Сергей захлопнул входную дверь и, прижав Наталью к стене, приятно охладившей ее разгоряченную спину, прошептал: «Я хочу тебя». Откуда-то снизу поднялась горячая волна желания, ударив в голову и затуманив сознание.
Солнце смущенно заглядывало в комнату, освещая ласковыми лучами нещадно истерзанную постель. Наталья открыла глаза и несколько минут любовалась лицом мирно спящего Сергея. Затем бесшумно встала, скользнула в неуместное в данное время суток платье и, подойдя к кровати, поцеловала его в щеку, пошептав «Спасибо, милый. Я буду помнить».
Глава 3
Чуть ли не с самого момента постройки дача генерала Власова не помнила такой суеты и галдежа, которые сотрясали ее, бедную, до самого основания. Кухня была захвачена врасплох несколькими парами ловких женских рук, что-то шинкующих, нарезающих, помешивающих, переворачивающих. От надрывающейся всеми четырьмя конфорками плиты к потолку валил густой пар. Старушка-духовка жалобно стонала, тщетно силясь дотла спалить ненавистных вторженцев, покусившихся на ее мирное существование. Изрыгая ругательства, бурчал и кипятился злюка-чайник. Ножи-молодцы сердито стучали о деревянные доски, пытаясь разделать их под орех. Отягощенный горами съестного холодильник шумно вздыхал и жаловался.
– Раиса Николаевна, ну что вы там копаетесь? – раздался громкий голос Марьванны.
– Щас, Марьванна, подожди, миленькая, – вторил ему голос Раисы Николаевны.
– Наташ, куда соль подевалась? – послышался недовольный Ликин голос.
– Вон она, за той кастрюлькой. Да нет, не за этой, за желтенькой, – пояснил голос Натальи.
Но даче придется еще запастись терпением – это было только начало.
Около пяти часов голоса смолкли, устроив небольшую передышку. Дом, казалось, шумно выдохнул. На большом белом диване в гостиной полулежали четыре обессилевшие женщины с распаренными руками и слезившимися от лука глазами – Наталья, Лика, Раиса Николаевна и Марьванна, четыре ударницы кухонного фронта.
– Ну что девочки, – еле ворочавшимся языком пролепетала Лика. – Пора приводить себя в порядок. В семь гости придут.
– Ага, – одновременно отозвались три голоса. Но с места никто не двинулся.
– Еще чуть-чуть, – потянула Наталья, – Сил нет.
– Ой, пироги подгорят, – спохватилась Марьванна, бросаясь на кухню.
Остальные не шелохнулись. Марьванна, видимо, вызволив из духовочного плена пироги, снова рухнула на диван.
В шесть все четверо как по команде поднялись и, не проронив ни слова, разошлись по комнатам.
Тут же раздались стоны разом заработавших четырех кранов, шлепанье четырех пар босых ног по воде, шипенье тугих струй от соприкосновения с барабанно-натянутой кожей, затихающее постукивания капель, наконец, раздосадованное жужжание одновременно работающих фенов.
Ровно в семь начали стекаться гости. Натальин телефон раскалился от обилия звонков и эсэмэсок с поздравлениями. Она сбилась с ног, попеременно встречая запоздавших гостей и отвечая на бесконечные звонки обезумевшего телефона.