Мой адрес — Советский Союз! Дилогия
Шрифт:
— Ладно, ладно, — примирительно махнул рукой Натан Ефремович. — Время действительно для меня дорого, так как не позднее 8 часов я обещал быть на дне рождения у товарища. Итак… Вы владеете какими-нибудь инструментами? Мне нужно услышать мелодию, прежде чем мы начнём подбирать ноты.
— Разве что акустической гитарой, но вообще-то я эту песню ещё не подбирал, только про себя напевал.
— Ещё лучше, — устало вздохнул Натан Ефремович. — Ну напойте, что ли, тогда.
Я и напел. Как мог, стараясь как можно более точно попадать в ноты, которых не
— Та-да-дам, дам, дам, та-да-дам, дам-дам, — изображал я переход от куплета к припеву.
И в финале:
И Лен-и-ин такой молодой
И юный Октябрь впереди!
Та-да-дам, та-да-дам, та-да-дам!
Натан Ефремович стоически выслушал песню до конца, после чего сел за видавший виды рояль «Эстония».
— Текст на бумаге есть?
— Да, конечно!
Он расправил сложенный вчетверо листок и поставил его перед собой на пюпитр.
— Попробуем такое вступление, — пробормотал он себе под нос и наиграл довольно бодрую мелодию.
Честно сказать, оригинал я не помнил, хотя наверняка Пахмутова какое-то intro сочинила. Просто давно не слышал саму песню, в последнее время всё больше в исполнении струнного трио сексапильных девушек «Silenzium». Но в целом то, что предложил сейчас глядящий на меня с вопросом в глазах Козырев, меня вполне устраивало. О чём я ему и сообщил.
— Прекрасно! — констатировал педагог. — Теперь идём по куплету.
Минут через десять вчерне при моём непосредственном участии набросок мелодии был готов. В целом, как мне показалось, эта версия почти ничем не отличалась от оригинала Пахмутовой. Но Натан Ефремович не был столь уверен в окончательной победе.
— Над аранжировкой ещё нужно поработать, — сказал он, опуская крышку рояля и бросая взгляд на часы. — Дайте мне пару дней, и я вам сделаю конфетку. Вы же никуда не спешите?
— Да в общем-то нет…
— Кстати, произведение получается весьма задорным, да и текст в тему, страна как раз празднует 100-летний юбилей Владимира Ильича Ленина. Я бы даже сказал, что эту песню не стыдно исполнить и на правительственном концерте. Ну а что, к 53-й годовщине революции в Кремле по традиции должен состояться концерт. Если быстренько предложить песню кому-то из более-менее известных исполнителей, да протащить её на радио…
— Лещенко.
— Что Лещенко? — заморгал Козырев, вырванный из своих грёз.
— Ну, есть такой молодой, но уже достаточно известный исполнитель, Лев Лещенко. Вот я и говорю, может, ему подсунуть песню?
— Лещенко, Лещенко… Нет, не слышал. Может, поищем среди свердловских баритонов? Тех, кто уже становился лауреатом всесоюзных фестивалей? Пару-тройку можно найти…
— Мне всё же хотелось бы поработать с Лещенко, — стоял на своём я.
— Экий вы упрямый! Лещенко какой-то… Где вы вообще о нём слышали?
— Да вот слышал как-то, как раз по радио. Не помню, что пел, но пел хорошо.
Опять вру, но почему-то мне казалось, что к 1970 году
— Ну хорошо, пусть будет Лещенко… Где вы собираетесь его искать?
— В Москве, где же ещё.
— А конкретнее?
— Да разве это такая большая проблема? Пара звонков — и считай, Лещенко у нас в кармане. Вы только мне подскажите, кому в Москве можно позвонить?
Натан Ефремович малость охренел от моей наглости. Снова заморгал, потом откашлялся и заявил:
— Однако… Вам, молодой человек, палец в рот не клади — откусите по локоть. Но так уж и быть… Есть у меня в Москве один знакомый конферансье, знаком со многими из певческой среды. Позвоню, спрошу, слыхал ли он о Лещенко. Если не поможет, то ищите тогда дальше сами. Домашнего телефона у меня, к сожалению, нет, всё обещают провести, да никак, так что позвоните мне послезавтра днём завучу, она меня пригласит. Есть ручка и листок бумаги? Записывайте… Звоните только не раньше десяти утра. А мне, извините, уже пора бежать, опаздываю.
Вернувшись в общежитие, я рассказал Вадиму, как сходили в музучилище, и то тоже ко мне пристал, кто такой Лещенко и почему я хочу, чтобы именно он исполнил эту песню? Пришлось повторять то, что я не так давно говорил музыкальному педагогу, в итоге Вадим махнул рукой и улёгся с учебником в руках, включив приспособленный над кроватью светильник. А я уселся переводить статью из журнала «The Ring», посвящённую бою Джо Фрейзера против чемпиона мира в тяжёлом весе по версии WBA Джимми Эллиса.
— Это что у тебя? — оторвался от чтения сосед.
— Тренер журнал дал про бокс, американский, попросил перевести один статью.
— А ты что, английский знаешь?
— Да так, через пень колоду, школьный курс.
В школе я на самом деле изучал немецкий, но Вадим этого вроде бы не знал, не помню, чтобы он об этом меня когда-либо спрашивал, поэтому я и приврал без особого опасения, что могу быть раскрыт.
— Хм, думаешь, получится? Может, у кого из соседей словарь есть…
— У меня по английскому была твёрдая «четвёрка», — выдал я свой последний аргумент. Ну всё, не отвлекай, а то до утра переводить буду.
Управился я ещё до того, как Вадим заявил, что у него слипаются глаза и он отправляется на боковую. Причём перевёл не только эту статью, но и ещё одну, в которой знаменитый американский тренер Константино Д’Амато рассказывал о своих наработках в боксе и в частности о стиле защиты «peek-a-boo», основанной на резких маятникообразных движениях корпусом и нырках. Я читал когда-то об этой технике защиты, которую, кстати, впоследствии будет удачно применять Майк Тайсон и, возвращая следующим вечером журнал Казакову, предложил попробовать реализовать на практике наработки американца. К тому же в журнале приводились рисунки, где движения боксёров отмечались стрелками, всё было понятно и доходчиво, и неудивительно, что уже в этот же вечер мы с Семёном Лукичом трудились по индивидуальной программе, воплощая в жизнь заветы Д’Амато.