Мой адрес — Советский Союз! Дилогия
Шрифт:
Виктор Викторович, попросив меня постоять в сторонке, подошёл к Силантьеву, наклонился, что-то сказал ему чуть ли не на ухо, по ходу дела ткнув пальцем в мою сторону. Юрий Васильевич сверкнул очками в мою сторону, что-то ему ответил, мой протеже кивнул и вернулся ко мне.
— Сказал, что пообщается с вами после репетиции. А это часа три минимум. Предложил подождать в зале. Вы как, располагаете временем?
— В общем-то да, — подал я плечами, представляя, каково мне будет высиживать столько времени.
С другой стороны,
— Так, друзья, готовы? Муслим?
— Да-да! Я здесь!
Магомаев по-молодецки взлетел на сцену высотой около полуметра, заняв место у микрофона.
— «Падает снег»? — спросил он.
— Да, а затем сразу «Синяя вечность».
Так вот три часа с лишним я и просидел, слушая звёзд советской эстрады и получая от этого ни с чем не сравнимое удовольствие. Конечно, это был не полноценный концерт, а всего лишь генеральная репетиция перед отъездом на зарубежные гастроли, но мне это казалось даже интереснее, когда ты видишь внутреннюю кухню, да ещё с фразочками Силантьева, которых я от него, честно говоря, не ожидал. «Ну что вы сюда пришли — в носу ковырять?» «Нет-нет, Жора, это плохая, это лабушская игра». «С вами одно дело только кушать». «Лёня, тебе не на барабанах играть, а на шумовке»…
Наконец прозвучала команда: «Всем спасибо! Все свободен!», и отдувавшийся Силантьев, вытирая огромным носовым платком потные лицо и шею (хотя какая там шея, голова казалась сразу же насаженной на плечи) обратил своё внимание на меня.
— Ну что у вас там, молодой человек?
— Песня. Вот.
Я протянул ему папку с заранее развязанными тесёмками. Юрий Васильевич уселся на прежнее место в первом ряду, внимательно вглядываясь в содержимое партитуры. Затем он начал что-то бубнить себе под нос. И вскоре я понял, что это он таким образом напевает мелодию песни «И вновь продолжается бой!». Дальше Силантьев начал в такт себе не сильно размашисто дирижировать своей палочкой. Всё это продолжалось минуты три.
— Я так понимаю, Е. Покровский — это вы? — спросил он, закрывая папку, но не спеша её мне возвращать.
— Да, Евгений Покровский, — кивнул я. — А Натан Ефремович Козырев — соавтор музыкального сопровождения. Он преподает в свердловском музучилище. Я ему подкинул тему, а он сделал аранжировку.
— Так вы с Урала?
— Сам из Асбеста, а учусь на первом курсе Уральского политеха в Свердловске.
— Только на первом? Выглядите вы на пятый.
— Так я же после армии поступил…
— А-а, вон оно что!.. А музыкальное образование имеется?
—
— Понятно… Стихи давно сочиняете?
— Да так, лет с четырнадцати-пятнадцати, — уклончиво ответил я.
В общем-то, не соврал, я действительно где-то в этом возрасте начал сочинять стихи. И мне казалось, что неплохие. Хотя, обнаружив в зрелом возрасте тетрадку с подростковыми стихами, подивился собственной наивности.
— Ага… Угу… Кстати, вещица довольно бодрая, так и просится на большую сцену. Смею предположить, что эта композиция ещё нигде не исполнялась?
— Пока нет, вам первому предлагаю.
— Что ж, я возьму её, возможно, что-то с этим получится сделать.
— Только одна просьба…
— Что за просьба?
— Если всё-таки она войдёт в ваш репертуар, можно, её будет исполнять Лев Лещенко?
— Лещенко? Лёва? Почему он? Прочему, к примеру, не Магомаев?
— Сам не знаю, но мне почему-то кажется, что у этого исполнителя большое будущее, и эта песня могла бы стать для него ступенькой к новым высотам. Тот же Магомаев уже и так достиг практически всего.
— Хм, так уж и всего, — крякнул Силантьев, зажмурив свои маленькие глазки, тут же превратившиеся в узкие щёлочки. — В общем-то, Лев уже на подъёме. Не так давно с Большим симфоническим оркестром под управлением Геннадия Рождественского с успехом исполнил ораторию Родиона Щедрина «Ленин в сердце народном». Да и с моим оркестром поёт «Вдоль по улице метелица метёт» и «Русское поле», публике нравится. Я уж не говорю о том, что в марте Лев стал лауреатом IV Всесоюзного конкурса артистов эстрады… Ладно, подумаем. А это ваше первое произведение?
— Если брать песни, то второе. Но первая… Как бы сказать… В общем, она скорее для ресторанного репертуара.
— Любопытно, — приподнял брови Силантьев. — Опца-хопца, дрим-ца-ца? Такого плана?
— Ну не совсем уж такого, Юрий Васильевич, — почему-то начал я краснеть, радуясь про себя, что в полусумраке этого не должно быть заметно. — Такая вполне себе лирическая песня о любви с уклоном в шансон… Ну то есть типа городского романса. В общем, не для правительственных концертов.
— Хорошо, я вас понял… Что ж, папочку я тогда, с вашего позволения, оставлю себе.
— Бога ради! А когда вы за неё всерьёз возьмётесь? В смысле, за песню?
— Ну, сейчас у нас ответственные гастроли на носу, по возвращении, думаю, и возьмёмся… Кстати, а вы филателией, случайно, не увлекаетесь?
— Нет, а что?
— Да я марки коллекционирую, хобби у меня такое. Так-то со всеми более-менее видными филателистами страны нахожусь в переписке, но вдруг встретится новичок, у которого имеются редкие марки. Как-то с одним таким познакомился, причём представляете где? В Магадане! И выменял у него редчайшую марку «Рука с мечом, разрубающая цепь». Всего за шесть банок тушёнки.