Мой адрес — Советский Союз! Дилогия
Шрифт:
Наверное, это круто — выменять редкую марку всего за шесть банок тушёнки, думал я, покидая репетиционный зал. Интересно, в каком это году было? Наверное, не сильно давно после войны, если в ходу ещё была тушёнка.
— Ну как, удачно? — было первым, что спросил Роман Михайлович, впуская меня в квартиру с авоськой, в которой лежали продукты и кое-что из бытовой химии, купленные согласно выданному мне утром списку.
Я вкратце рассказал, как прошла встреча с Силантьевым, на что Утюгов удовлетворённо заметил:
— Будем
— Да, на площади Дзержинского заглянул в кассы «Аэрофлота», взял билет на утренний рейс, на 9.35. Придётся сегодня ночевать в зале ожидания, иначе с утра не успею на рейс в «Домодедово».
— Да, добираться туда — не ближний свет… Но давайте я вас хотя бы ужином накормлю.
Вы пока в ванную ступайте, а я макароны с сардельками вариться поставлю. Через полчасика сядем ужинать.
Прозвучало слегка двусмысленно, учитывая, что хозяин квартиры и так постоянно пребывал если не в лежачем, то в сидячем положении. Но минут через тридцать действительно мы вовсю уплетали с ним нехитрый, но питательный ужин.
— Спасибо, что приютили и помогли пристроить песню, — благодарил я вскоре Романа Михайловича, стоя в коридоре уже с портфелем в руках.
— Да бросьте, Евгений, было бы за что благодарить. В кои-то веки есть хоть с кем пообщаться, во всяком случае выговориться. А то сидишь тут один, как медведь в берлоге… Как снова в Москву соберётесь — буду рад вновь вас приютить.
Ночёвка на аэровокзале прошла без происшествий, хотя спать на деревянном кресле — то ещё удовольствие. А в обед я уже переступал порог общежития УПИ. Вадим ещё не вернулся с учёбы, и на столе я обнаружил запечатанный конверт. Хм, от матери. Интересно, чего это вдруг она сподобилась?
Открыв конверт, я обнаружил там листок с почерком мамы. Мол, пришло письмо из редакции «Асбестовского рабочего», а она пересылает его мне.
«Про какое-то стихотворение пишут, а ты нам с отцом ничего не говорил», — пеняла мне мама.
Сердце моё учащённо забилось, когда я взял в руки второй листок, на котором машинописным текстом было отпечатано: «Уважаемый Евгений Платонович! На редакционной коллегии рассмотрели мы присланное вами стихотворение «Ах, какая женщина» и пришли к решению опубликовать его в одном из ближайших номеров нашей газеты. Просьба зайти в редакцию с паспортом или другим документом, удостоверяющим личность, для получения гонорара в размере 2 руб. 30 коп. С уважением, заведующий отделом писем А. С. Рябыкин».
Вон оно чё, Михалыч! Что ж, если даже с оркестром Силантьева не выгорит, в случае чего я совершенно честно могу сказать, что мои произведения уже публиковались в печати. И не важно, что тираж у «Асбестовского рабочего» всего 15 тысяч экземпляров. Автор, «засветившийся» в печатном издании — это совсем другой статус!
Тут же написал маме ответное письмо, после чего решил прогуляться до студенческой
В столовой я встретил студента с нашего курса, Колю Чернова. Видно, как раз перерыв перед последней парой. Тот уселся со своим подносом, на котором стояли тарелки и стакан компота, со мной за один столик.
— Привет! Вадим сказал, ты вроде как болеешь?
— Вроде как да. Сегодня получше себя чувствую, решил выползти на свежий воздух. Да и перекусить нормально не помешает, а то от нашей с Вадимом стряпни скоро язву заработаю.
Насчёт язвы я, конечно, преувеличил, готовил Вадим вполне нормально, просто пришлось, можно сказать, к слову.
— А классно ты в финале бился, — не унимался Коля. — Я так орал, когда за тебя болел, даже глотку сорвал. Вон, слышишь, до сих пор сип не проходит…
— Вы все молодцы, здорово болели, — похвалил я его. — Без вашей поддержки я бы ни в жизнь не победил.
Сокурсник смущённо шмыгнул носом, тем не менее на его губах заиграла довольная улыбка.
— Ладно, питайся, сказал я, — допивая компот, — не буду тебе мешать.
Вот и в минувшее воскресенье мы с Вадимом ходили на станцию «Свердловск-Товарный». С утра и до обеда с бригадой, в которой, помимо нас двоих, насчитывалось восемь человек, причём почти сплошь студенты, разгрузили вагон с ящиками молдавского вина. Я мог бы пахать за двоих со своей повышенной выносливостью, но решил, что выделяться не стоит. Делал столько же, сколько и все остальные. Помимо 12 рублей, выданных каждому, в качестве премии от бригадира Петра Григорьича получили по бутылке «Алиготе» и «Фетяски».
Посиделок по возвращении в общежитие решили не устраивать. Тем более что в этот же вечер, о чём мне Вадим сообщил ещё накануне, мы следим за порядком на танцах в актовом зале УПИ, который студенты между собой называют ещё ДК. Да, было такое, периодически нам с Вадимом и ещё паре ребят приходилось нести дежурство на танцульках своего факультета, которые в будущем станут называться дискотеками и будут проходить не под живую музыку, а под магнитофонные и виниловые записи. Что ж, всё равно особо заняться нечем, хоть культурно отдохнём. Вернее, культурно поработаем.
Первым делом мы приняли душ, попросив вахтёршу включить бойлер. Так как мыться мы попёрлись не по расписанию, бойлер включался только вечером, то пришлось в качестве взятки вручить плитку шоколада. Помывшись, перекусили, а тут уже и на танцы собираться пора.
В фойе главного корпуса напротив входа — «Наша гордость». Висят портреты выпускников, кто чего-то добился в жизни. Невольно взгляд задерживается на фотографии молодого Ельцина. То ли ещё будет! В моей истории УПИ, ставшему университетом, вообще присвоили имя первого Президента России. Уральский государственный университет имени первого Президента России Бориса Николаевича Ельцина. Тьфу, гадство!