Мой адрес — Советский Союз! Дилогия

Марченко Геннадий Борисович

А дальше я увидел её престарелого муженька. Тот так же неверной, но более быстрой походкой двигался следом за Ириной, а в его руках был красный топор, какие обычно находятся на пожарных стендах. И я словно оператор с камерой на киносъёмочных рельсах, двигаюсь перед Ириной, наблюдая всю эту картину во всех подробностях.

Расстояние между моей бывшей и её преследователем неуклонно сокращалась. Я видел её раскрытый рот, она что-то говорила, то и дело оглядываясь назад, но по-прежнему не слышал ни звука, в ушах стоял какой-то монотонный гул, словно я находился в трансформаторной будке. И вот наконец он настиг её! Взмах топора, и лезвие обрушивается на голову несчастной жертве. Кровь, осколки черепа, кусочки мозгов… Ужас обуял меня! И тут я проснулся.

Сердце моё бешено колотилось, а подушка была мокрой от пота. Простыня, которой я укрывался в виду весьма тёплой погоды, скомкалась у меня в ногах. За окном уже начинало светать. Я посмотрел на Казакова… Дрыхнет, чуть похрапывая. В этом плане мне ещё повезло, а то как-то ещё в той жизни ехал в поезде, так там сосед по купе такие рулады выделывал…

Интересно, что значил этот сон? Может, привет из параллельной реальности? Может, в той жизни, которую я покинул, с Ириной и впрямь случилось что-то ужасное? Возможно ли, чтобы информация — в данном случае визуальная — могла передаваться из будущего в прошлое? В общем-то, в истории случались всякие Нострадамусы и прочего рода Ванги, может, и я теперь из их числа?

Либо это, скорее всего, плод воспалённого воображения или больной фантазии, трансформировавшийся в такую вот сюрреалистическую картину, напомнившую чем-то сцену из фильма «Сияние», снятого Кубриком по роману Стивена Кинга… Хотя, казалось бы, с чего это воспалиться моему воображению или заболеть фантазии. Психика у меня всегда была в порядке, что стало окончательно ясно в «лихие 90-е».

А вдруг и впрямь всё, что я сейчас увидел, случилось с Ириной? Вдруг её престарелый муженёк рехнулся? Я же ведь совсем его не знал, не исключено, что он-то как раз тот ещё псих… Они там у себя в Америке (ну и Канаде до кучи) те ещё извращенцы.

Но я уже никак не смогу ей помочь. Разве что найти Ирину сейчас и предупредить, чтобы не вздумала в будущем выходить за канадца? Ну теперь-то она уже вряд ли и так выйдет в этой реальности. Для этого ей придётся повторить весь путь, пройденный до отъезда в Канаду, а это главным образом связано со мной. Свадьба, рождение дочери… Теперь же я не собирался иметь с ней дел, хотя в первое время, как попал в прошлое, мелькала мыслишка найти Ирину, хотя бы посмотреть, вспомнить, какой она была в молодости. Но со временем я как-то к этой идее охладел. Ни к чему бередить старые раны.

Я протянул руку к тумбочке, взял часы, бросил взгляд на циферблат. Только четыре утра доходит, самое сладкое время. Я повернулся на другой бок и до восьми часов проспал уже без всяких сновидений.

День, как и позавчерашний, вновь прошёл в безмятежной неге. С утра заглянул в библиотеку, где мне на глаза попалась книга… «Малая земля». Правда, принадлежащая перу не «дорогого Леонида Ильича» (вернее, журналисту Сахнову), и которая должна выйти в «Новом мире» только через 8 лет, а некоему Георгию Соколову. Участник десанта на Малую землю, он реально воевал, а не посещал захваченный плацдарм пару раз, как это делал начальник политотдела 18-й армии Брежнев.

До обеда в тихой беседке, затаившейся позади санатория, читал о Малой земле. И как-то непроизвольно начла напевать:

Малая земля. Кровавая заря…

Яростный десант. Сердец литая твердь…

Опять Пахмутова с Добронравовым. Кстати, песня-то ещё не написана, прозвучит она в том же 1975-м году, когда на всю страну станет известной другая песня — «День Победы» в исполнении Лещенко. Замахиваться на «День Победы», на святое — не буду, совесть всё-таки не позволяет, а вот «Малая земля»… Не такой уж и хит, но Брежневу точно зайдёт. Надо будет обдумать эту мысль по возвращении.

За пару часов до ужина, прежде чем понежиться в радоновых ваннах, мы с Лукичом решили всё-таки немного потренироваться. Нашли местечко поспокойнее, рядом с той же беседкой, где я с утра читал жизнеописание Боткина, и там провели небольшую разминку: скакалка, бой с тенью, работа на «лапах», которые Казаков прихватил с собой, а я, соответственно, прихватил «шингарки»… Нормально так размялись,

а потом оба степенно прошествовали в «баню», как мы называли расположенные в виде ромашки купели, питающиеся от одного радонового источника.

Согласно медицинским показаниям нахождение в ванной регламентировалось находившейся здесь же медсестрой. Обычно пациенты санатория нежились в радоновой воде не более получаса, таков был и предел для моего тренера, а вот мне разрешалось как абсолютно здоровому (тьфу-тьфу) находиться в ванной целый час. Правда, на деле всё ограничилось сорока с небольшим минутами — нужно было освобождать и готовить ванну для следующего курортника.

Перед боем с Пархоменко у меня вроде бы получилось набраться в раздевалке хорошей, спортивной злости. Почему-то этому способствовали воспоминания о будущем с его «Москаляку — на гиляку». Представил, что сын моего соперника станет бойцом какого-нибудь «Азова» или «Правого сектора», вытатуирует на плече нацистскую символику и с благословения родителя станет убивать жителей Донбасса. А потом, после начала спецоперации, издеваться над российскими военнопленными. Такая вот у меня буйная фантазия. И не исключено, что так оно и будет. Жители Западной Украины после 2014 года с удовольствием будут отправляться на восток, убивать «колорадов» и «ватников», и вполне может быть, что и сам Иван Пархоменко вдруг всеми фибрами души возненавидит русских, и его дети, и внуки… Уже внуки у него точно будут учиться по украинским учебникам, выпущенным после развала СССР. Если, конечно, в этой реальности дойдёт до этого. И в то же время нельзя исключать вероятности, что ни мой соперник, ни его потомки и не подумают сказать что-то обидное в адрес русских или жителей Донбасса. Может, и подумают, но не скажут. А может, и в мыслях подобное держать не посмеют, особенно если Советский Союз и не подумает распадаться.

— Бокс!

Сегодня я в синем углу, на мне синяя майка и синие трусы. На сопернике майка красная, а трусы белые. И боксёрки простенькие, отечественные. А у меня уже сегодня несколько раз спрашивали, где я их достал, приходилось уклончиво отвечать, мол, у одного знакомого тренера с рук купил. Почти новые, потому и выглядят так, будто муха не… В общем, не оплодотворялась.

Кстати, того грузина после нашей сделки я больше не видел. Может, ещё объявится, не сегодня, так на финалах.

Пархоменко начал резво, без разведки, чем меня немного огорошил. Да и Лукича, думаю, тоже. Даже в бою с Будько, с которым ему уже приходилось боксировать год назад, Пархоменко поначалу осторожничал. И то верно, мало ли что нового могло появиться за год в арсенале соперника. А тут вот попёр буром, не иначе, решил меня удивить и застать врасплох.

Удивить-то удивил, но врасплох… Пробачте, как говорят у вас в Тернополе. Руководствуясь принципом: «Движение — это жизнь!», я включил ноги, принявшись наматывать круги по рингу и отстреливаясь одиночными с дистанции. Посмотрим, насколько у соперника хватит выносливости бегать за мной, вспарывая воздух перчатками.

Где-то через минуту, сообразив, что загнать меня в угол не получается, Пархоменко сбавил обороты. Тоже начал работать с дальней дистанции, изредка сближаясь на среднюю. Пока, по моим прикидкам, особо очков ни он, ни я не набрали, примерный паритет. А потому концовочку раунда я решил провести поактивнее. Но и соперник думал так, в итоге у нас получилась небольшая заруба секунд на двадцать, в которой и я точно попал хорошо, но и мне разочек прилетело. Разошлись, так сказать, при своих.

С началом второго раунда я взвинтил темп. В угол загнать не пытался, так как Пархоменко не собирался уступать центр ринга, но работал активно, выбрасывая удар за ударом по разным «этажам». Боксёр думающий никогда не станет выцеливать только голову соперника, в частности его подбородок, чтобы решить всё одним точным попаданием. В теле человека под грудной клеткой и ниже располагаются немало органов, удары по которым могут так же удачно отправить соперника в нокаут (попадание в печень), либо как минимум сбить ему дыхание.