Мой ангел
Шрифт:
Павлов с Троховым выждали еще немного времени после ухода Крылова, покинули свой пост в грязном подъезде, дошли до автомобиля и в соседнем дворе посадили Николая в машину. Тот сразу начал рассказывать:
— Я позвонил в дверь и сообщил, что хочу записать к ним своего сына. Меня спросили, как я о них узнал? Ответил, что однокласснику сына попала в руки их листовка, и мой Славик теперь тоже хочет заняться туризмом. Видимо мне не поверили, сообщили, что набор закончен и отключились. Когда я повторно позвонил в дверь, пригрозили, чтобы я не
— Просто неприступная крепость какая-то…, - протянул Костя, — не нравится мне это, ой не нравится. Что дальше делать будем?
— Думать, — ответил ему Дима с кривой усмешкой.
Высадив коллег у входа в метро, сам он направился в архив, где для него была подготовлена информация об интересующей его семье Кошей.
— 25-
Забрав в архиве очередной ответ на запрос, Дмитрий расположился в своем автомобиле и начал читать. На этот раз в документе было следующее:
Карл Фридрих фон Кош, родился в 1898 году в Санкт-Петербурге, в семье купца второй гильдии Витольда фон Коша. Национальность — немец. Преподавал в городской гимназии историю и немецкий язык, увлекался живописью. В 1923 году женился на дочери аптекаря Аиде Вейгер, 1900 года рождения. Немке. В 1924 году у них родилась дочь Софья, которая умерла в возрасте 4 лет от воспаления легких, в 1929 году родилась вторая дочь Ирма.
В 1941 году Карл фон Кош оставил семью в Ленинграде, перебрался в Ленинградскую область и перешел на сторону немцев, числился сотрудником Гатчинского СД под фамилией Кохель.
Супруга скончалась в марте 1942 года от сыпного тифа. Дочь Ирма была эвакуирована с другими детьми, оставшимися без попечения родителей, в апреле 1942 года в Краснодарский край, погибла от бомбежки эшелона по пути следования, в результате авианалета.
Карл Кош-Кохель арестован и расстрелян в 1948 году.
Остальная информация оказалась засекреченной.
— И это все? — разочаровано подумал Дмитрий, пробежав глазами листок еще раз, — Если все умерли, то кому понадобились его картины? А может дело не в картинах? Тогда в чем?
Он закрыл глаза, откинулся на спинку водительского сидения и, вытащив из ворота, цепочку с маленьким крестиком, покрутил его между пальцев и мысленно произнес:
— Если я не распутаю это дело, то, как посмотрю в глаза Мите и Геле. Ох, Геленька, помоги мне.
Шел седьмой месяц блокады Ленинграда. Больных было много, свободных мест в госпитале уже не оставалось. В инфекционном отделении больные лежали рядом с умершими, которых не успевали уносить.
По коридору сновали санитарки в белых халатах, старшая медсестра раздавала указания хмурым пожилым мужчинам с носилками:
— Из третьей заберете двоих, из пятой еще одного.
До нее доносился громкий разговор из-за одной запертых дверей. Вслушиваться она не стала, времени на это не было.
— Я
— Дорогой, мой, Николай Сергеевич, — устало ответил ему второй мужской голос, — Вы, прежде всего врач, а у нас и так специалистов не хватает. Поэтому мы все делаем одно общее дело — спасаем наших пациентов. Ну, хорошо, — выдохнул усталый голос, — еще пару месяцев, а там посмотрим.
Дверь резко распахнулась и из кабинета стремительно вышел среднего роста жилистый мужчина тридцати с небольшим лет в белом халате и шапочке. Широко шагая, он быстро шел по коридору. На пороге третьей палаты, где лежали больные сыпным тифом, в его рукав вцепилась девочка-подросток лет двенадцати или тринадцати:
— Доктор, пожалуйста, спасите мою маму, — молила она, — она умирает!
— Что ты тут делаешь?! — возмутился он, — Уходи сейчас же, здесь заразные больные.
— Пожалуйста, помогите ей! — не отпускала его девочка.
— Я делаю все, что могу, — отмахнулся он и добавил, чуть мягче, — Иди домой!
Девочка не уходила, она сняла и трясущимися руками развязала свой заплечный мешок.
— Вот, — показала она ему содержимое, — у меня есть продукты, я отблагодарю. Только вылечите маму.
Доктор посмотрел на лежащее в мешке продовольствие, глаза его сузились и он процедил сквозь зубы:
— Немедленно убирайся и никому никогда не показывай то, что лежит в твоем мешке! Настя! — уже крикнул он находившейся неподалеку медсестре, — выведи посторонних, не место здесь детям!
Немедленно подбежавшая Настя заохала и, обняв девочку за плечи, повела в сторону выхода, приговаривая.
— У нас очень хороший доктор. Он обязательно поможет твоей маме. Его зовут — Савицкий Николай Сергеевич, запомни это имя.
Девочка выкрутилась из-под ее руки и заявила, что она знает, где выход и дойдет туда самостоятельно.
Вечно занятая медсестра, напутствовала ее "надеяться на лучшее" и, развернувшись на каблуках, помчалась по своим делам.
Девочка огляделась, вернулась к больничной палате и заглянула сквозь приоткрытую дверь, туда, где лежала ее мать. У постели матери стоял тот самый доктор, которого она просила о помощи, и разговаривал с молоденькой санитаркой.
— Аида Кош у нас во Дворце пионеров хоровой кружок вела, — щебетала санитарка, — мы песни разные пели, как же мне этого сейчас не хватает. Я очень петь люблю.
— И что пели? — поинтересовался доктор.
— Ну, наши советские песни пели, еще народные. А сама она романсы любила. У нее муж в первые дни войны на фронт ушел и говорят, что без вести пропал.
— На фронт значит ушел… — протянул доктор и сухо сообщил стоявшей рядом санитарке, — в общем, допелась она, Наташа, не жилец больше. И не смейте тратить на нее лекарство, его и так не хватает.