Мой бедный Йорик
Шрифт:
– Вот и хорошо, – буркнул Корнилов. – Сами как-нибудь, без великих, обойдемся.
– Но следующее звание, пусть не генеральское, Корнилов, вам дадут. Смотрите, только звездочку не проглотите из стакана. Кажется, слегка подпортила вам настроение?
– Есть немного, – признался следователь. – Но это нормально. Лирическое отступление с грейпфрутами закончилось, будем говорить скупым языком протокола. Чем обязан вашему визиту, госпожа Лонгина?
– Вы арестовали моего мужа.
– Не арестовали, а задержали. Большая разница.
– Это для вас большая разница, а не для него и не для меня. Следствие закончено, признания убийцы достаточно?
– Вы в прошлый раз очень красиво и неправильно говорили об этом. Никто сразу не даст вашему мужу пострадать. Прежде чем пострадать, ему придется помучиться. Например, нужен следственный эксперимент. Я обещаю вам, что буду максимально недоверчив к головорезным талантам вашего супруга.
– Что вы имеете в виду? – спросила Аня.
– Он у вас не бывал в «горячих точках»? – следователь заговорил громко и напористо. – Не служил в спецназе? Хотя бы секцию какого-нибудь самого примитивного карате посещал? Картошку столовым ножом чистил?
– За картошку я отвечаю. А вот за ваши «горячие точки» нет. Вообще-то, его биографию я, вроде, знаю. В армии он вообще не служил.
– Как же он тогда нанес такой профессиональный удар? Муза снизошла? Творческая интуиция? Вдохновение подсказало? Все это нуждается в тщательной проверке, – Корнилов сбавил обороты. – Для меня в этом деле еще ничего не ясно и не окончательно. Может, следственный эксперимент что-то прояснит. Пока не слышит мой прямой и непосредственный, – следователь понизил голос, будто начальник сейчас стоял за дверью, – могу вам сказать, Анна Алексеевна, что все еще только начинается. Это вы хотели от меня услышать?
– Я хотела вам рассказать кое-что. Даже не соображу, правильно я поступаю, рассказывая это следствию. А может, это надо говорить на суде?..
Корнилов вздохнул. Вообще-то ему пора уже было идти домой после дежурства, но с появлением этой молодой женщины, как говорится, сна не было ни в одном глазу. Когда-то в зловещие времена подследственных допрашивали сутками, только следователи постоянно менялись. Сейчас Михаил признался себе, что согласился бы на бессменный допрос Ани Лонгиной длиною в жизнь.
– Все началось с пожара в Комарово. Сгорел дом, вместе с домом сгорела знаменитая коллекция живописи Василия Лонгина…
Корнилов уже слышал эту историю в разных интерпретациях. Начало у всех рассказов было приблизительно одинаково, но вот заканчивались они каждый раз по-разному. На каждого из участников этой истории от пламени того пожара упали разные отблески.
– Вот, собственно, и вся история, – закончила Аня.
– Бояться вам надо черной кошки и желтого…
– …властелина, – подсказала Аня, которая, на всякий случай, рассказала и это.
– А не верить священному? – задумчиво переспросил Корнилов. – Не верить. Не верь, не бойся, не проси… А вы знаете, как переводится с греческого имя вашего мужа?.. «Священное имя». «Хиерос» – по-гречески значит «священный».
– Не верить Иерониму?! – воскликнула, как громом пораженная Аня. – Глупости какие-то! В чем я не должна ему верить?
– Успокойтесь, Анна Алексеевна. Это же глупости, загадки для взрослых, игры в другую жизнь. Но раз вы мне рассказали об этих предсказаниях, предупреждениях, я тоже попробовал вам подыграть.
– Вы знаете греческий?
– Нет, конечно. Просто у вашего мужа такое редкое имя, что я посмотрел в словаре. Я не получил глубокого, всестороннего образования, но зато имею такую привычку – лазать в словари. Вот и все. Верьте ему на здоровье, жуйте пряники и забудьте про всяких там желтых пластилинов…
– Ну уж дудки, – твердо сказала Аня. – Вы так здорово все мне растолковали, а теперь в кусты. Нет уж, как говорит русский фольклор, кормили до усов, так кормите до бороды. Почему я не должна верить Иерониму?
– Не знаю, вам видней, – пожал плечами Корнилов. – Например, не верьте, что он – убийца. Или вообще не верьте ему.
– Что значит «вообще»?
– Не хотелось бы лезть в чужую семейную жизнь, хотя часто приходится. Вы же говорили о странных переменах в вашем муже. Да и не только вы одни. Когда я спрашивал других людей об Иерониме, они тоже говорили мне как бы о двух разных людях. Словно вместо того Иеронима время от времени появлялся его двойник. А последнее время вообще вытеснил настоящего, занял его место. Вот и не верьте этому второму, верьте настоящему Иерониму, которого вы любите…
Корнилов полез в стол, стал хлопать ящиками, перекладывать какие-то папки.
– Но зачем ему это нужно? Разве он не понимает, что этим отталкивает меня?
– Может он как раз этого и добивается? – спросил Корнилов, перелистывая бумаги.
– Не понимаю.
– А вы вспомните хорошенько ваши беседы, размолвки, скандалы, но в первую очередь нормальные человеческие разговоры, особенно, на чем они оборвались. Восстановите в памяти ваш последний разговор по телефону. Лучше вас тут никто не разберется. Но когда вы сделаете вывод, скажите, пожалуйста, мне. Не из праздного любопытства я это прошу. Просто это в интересах следствия, да и вашего мужа.
– Спасибо, – сказала Аня задумчиво. – Вы мне очень помогли…
– Ничем я вам еще не помог.
– Вы мне указали правильное направление. А в пустыне, дремучем лесу, в кромешной темноте направление – значит, жизнь. Наверное, вы очень умный и хороший человек.
– Не преувеличивайте. Любой человек может быть умным и хорошим, если посмотрит на другого заинтересованным, неравнодушным взглядом.
Тут Аня и вспомнила слова Никиты Фасонова про влюбленного следователя.