Мой чужой лорд
Шрифт:
Он и не ожидал, что ее лицо осветится настолько незамутненной радостью.
У Вэля вообще шумно звенит в ушах, когда Фэй подается к нему, вцепляясь в его плечи. Потом торопливо отстраняется, вспыхнув как алый мак.
Какая же она красивая, когда смущена…
Ох, Кхат, вот почему в твоем мире нельзя получать именно самое заветное, а? Почему сейчас Вэль уверен, что три возможности свершения мести отдал бы за один только шанс с Фэй. Чтобы без всяких Запечатлений, только он и она, и никаких магических препон между ними.
— Вэль, а что твоя магия? —
— Ну… — Вэль тихо вздохнул, глядя на собственные руки. — Суд Богов штука очень дорогая. У Кхата много дел, знаешь ли. Это моя плата за полученную справедливость.
— Какая-то очень нечестная эта справедливость, — едва слышно бурчит Фэй.
— Оставь это, — настойчиво повторил Вэль. — Я с перспективой лишения магии смирялся уже не одну неделю.
У Фэй замерло лицо.
— Неделю? — повторила она. — Вэль, сколько времени ты знал об этом ритуале?
— Да давно знаю, — Вэлькор вздохнул. — Я же давно искал средства прищучить завравшегося дракона. Я не хотел лишаться магии, понимаешь? Я колдовал даже в колыбели. Правда, мать рассказывала, как я в замке стекла бил, когда очень расходился в капризах.
— Неужели ты в детстве капризничал? — ехидно спрашивает Фэй. — Такое совершенство как ты, муж мой?
Язва. Маленькая, белобрысая язва. Хотя наблюдать ее такой было, разумеется, гораздо приятнее, чем той ледяной и отстраненной, настаивающей на необходимости раздельной жизни. Впрочем, зря ты Вэлькор вообще об этом думаешь.
— Почему ты не сказал мне? — тихо спросила Фэй. — Мне меньшим пришлось бы пожертвовать ради этого ритуала.
Дурочка. Смешная дурочка, но… Но ее готовность отказаться от магии вот прямо сейчас лишь бы помочь Вэлю ужасно трогательная. Пусть и безнадежная.
— Ну во-первых, дракон не может затеять Суд Кхата, — Вэль качнул головой. — Эта привилегия для людей.
— У людей вообще, как я погляжу, одни привилегии, а у драконов обязанности, — ворчливо бурчит Фэй, но это она не всерьез — в конце концов, она знает цену своих обязанностей. — А что во-вторых?
— Во-вторых, — Вэль вздохнул. — Суд Кхата — процедура довольно требовательная. И за то лишь, что он увел у меня женщину и вообще пытается мне совать сено в котел* — тоже. Это все смертные беды, понимаешь? Кхату это — что для нас с тобой мышиная возня. По таким мелочам он и плату за вызов возьмет и менять ничего не станет, просто потому, что его отвлекли зазря.
— А что ему не возня? — скептически морща свой хорошенький носик, спрашивает Фэй.
— Кхата интересует измена драконьему долгу, — спокойно отвечает Вэль. — Не усталость от него, Кхат же специально создал для устающих и процедуры очищения памяти, и просто промежуточные реинкарнации в человеческих телах, чтобы драконы отдыхали. Но вот измена долгу… Это непростительно даже для Солнцеликого.
— И что он считает изменой драконьему долгу? — медленно уточняет Фэй. — То же что и Совет?
— Нет, — Вэль чуть улыбнулся. — Возня Совета — она тоже не масштабов Кхата. А вот служение культу Хоора, сделки с ним, приношение жертв… Даже одного более чем достаточно, а у Дэлрея оказался почти весь список грехов. Жаль, я только раньше об этом не знал, не сомневался бы тогда, что стоит прибегать к ритуалу.
— Ты собирался? — тихо спросила Фэй.
— Ну да, — Вэль кивнул. — В предпоследний день Обета планировал. Знаю, перед смертью не надышишься, но я счел, что если что пару-то дней без магии проживу, а если Дэлрей все-таки будет лишен драконьей сущности — я и без магии проживу. Жизнь без магии все-таки лучше, чем смерть.
Фэй долго молчит, барабаня пальцами по колену. Она кажется раздосадованной и разозленной.
— Лишен драконьей сущности? — будто вскользь спрашивает она. — Как это, Вэль?
Как? Ах, если бы были слова описать… Описать Дэлрея, съежившегося на коленях на полу, и, в отличии от Вэля, не имевшего возможности взглянуть Кхату в… лицо. Свет Кхата не могла вынести нечистая, оскверненная изменой драконья душа.
И теплое оранжевое сияние, поднимающееся от Дэлрея — его драконья магия. В отличии от магии Вэля — не осыпавшаяся пылью, не исчезнувшая…
— Он не переродится больше. Никем. — Этим, пожалуй, можно было подвести черту.
Отчасти, Вэль, может, когда-то и желал Дэлрею иной смерти. Смерти в бою, той, что не была такой позорной, как та, что Эвора все-таки настигла.
Но на самом деле, это желание, уважение к врагу — оно было у Вэля до того, как он оказался в Капище. До того, как осознал, что вот здесь, на полу, умирала Али и его нерожденный сын.
Вот здесь Дэлрей собирался лишить Вэля еще одной любимой женщины и последнего шанса хоть на какую-то семью.
Церемонии? Уважение? Сочувствие? Нет. Вэль абсолютно не жалел ровно ни о чем и особенно в том, как именно и с какой легкостью он наконец убил Дэлрея. Это было его право. Культистов и убийц в Джанхе ждала только быстрая смерть.
— Как ты его вообще без магии убил? — неожиданно озадачилась Фэй. Вэль морщится, он-то надеялся, что от этой скользкой темы ему удалось уклониться…
Впрочем, выжженное пятно на темном мраморном полу довольно красноречиво и не может не привлекать взгляд. И Фэй хмурится, глядя на него. Хмурится, и ее зрачки наливаются золотистым цветом, как и всегда, когда Фэй прибегает к магическому зрению. Любопытная какая…
Вэль касается ее щеки, заставляет отвернуться и не смотреть.
Одно прикосновение. Одно! А у него уже перехватывает дыхание и хочется только застонать от собственного бессилия. Какой же ты глубоко влюбленный кретин, Вэлькор Руэрдэ Гастгрин Дернхельмский. Пропащий. А ведь тебе сегодня еще ее отпускать. К другому мужчине, помнишь?
Впрочем, Фэй смущается тоже — на беду Вэля. Чуть розовеют щечки, чуть пересыхают губы, и лицо на краткий миг замирает, так и хочется поцеловать ее именно сейчас, в такой чувственный момент, но… Фэй все равно виновато отводит взгляд. Ну хоть что-то с легким отрезвляющим эффектом…