Мой директор
Шрифт:
— Ты уверена? — вновь спрашиваю я, она решительно кивает. Все так же не отпуская мою руку, заходит внутрь, вдыхая больше воздуха.
Мрачная квартира встречает нас затхлым запахом алкоголя, сырости, человеческих испражнений. Все ужасно неправильно, нормальный человек не должен до такого опускаться, какое бы горе его не настигло. Тем более, когда у тебя остаётся несовершеннолетняя дочь… Я никогда не смогу понять этого. Господи, но он же до этого все же опустился… Когда я приезжал сюда в последний раз, все выглядело более-менее пристойно. Я замечаю, как Лиза морщится, но уверенно идет вперед, минуя грязный ковер. Заходит в кухню, но ничего кроме горы бутылок, грязной, битой посуды и большой лужи блевотины не находит. От этой картины действительно тошнит. Лиза вырывается и бежит в туалет. Я слышу как ее тошнит и она плачет. О, Боже. Я бегу за ней, открываю дверь. Она стоит, ухватившись обеими руками за раковину.
— Я должна была быть здесь… Я должна была это предотвратить… — она крепко сжимает пальчиками мою футболку. Её голос срывается, руки дрожат.
— Тш-ш-ш… — я осторожно глажу ее по голове. — Ты не виновата. Он сам до такого дошел. — она поднимает на меня заплаканные глаза.
— Но ведь он же мой папа… — она вытирает рукой слезы, разворачивается и идет на кухню. Я слышу шум воды. Захожу, она, пересиливая брезгливость, моет завонявшуюся со временем посуду. Вот черт, она решила здесь убраться. Хотя я не вижу в этом смысла: все равно все скоро будет также, как и раньше. Я подхожу к кухонному столу, в одном из шкафчиков нахожу черные мусорные пакеты. Собираю туда все бутылки, выношу их из квартиры и спускаю по мусоропроводу. Знаю, что так делать нельзя, но оставлять ее там надолго одну совсем не хочется. Надеюсь, они не разобьются. Возвращаюсь назад в квартиру. Лиза уже закончила с посудой и теперь в нерешительности стоит над зловонной лужицой на полу. Похоже, ни мне, ни ей не хочется это убирать. Может, оставим так?
И тут, как фиг знает что, выползает из недр квартиры Лизин отец. Точнее, то, что осталось от его уже не человеческого облика. Под глазом расплывается синяк, лицо заплывшее. Тело едва передвигается, опираясь на две конечности. Он ошарашено пялится сначала на меня, потом на дочь. Взгляд пустой.
— Что вы тут делаете? — заплетающеся говорит он, пытаясь придать своему голосу резкость. Он шатается, поэтому эффект «хозяина» в этом случае не проходит. Я закатываю глаза.
— Пап, привет. — спокойно говорит Лиза, поглубже вздохнув. Она прощупывает почву, пытаясь понять, в каком он сейчас состоянии. Он снова смотрит на нее стеклянным взглядом. Поднимает руку, замахивается, но резко убирает руку. Затем что-то бормочет, разворачивается и идет назад к себе в комнату. Через мгновение мы уже слышим храп. Грязная свинья…
В общем, лужу блевотины приходится убирать мне, так как Лизу тошнит, едва она приближается к ней. Этот день должен был пройти совсем не так. Эта скотина испортила ей настроение окончательно. И хотя я понимаю, что это всё-таки её отец, я не могу думать о нем иначе.
Едва мы заканчиваем, Лиза опять бежит в ванную. Господи, токсикоз у нее уже должен был закончится. Но, все-таки, она же беременна и остро реагирует на запахи. Ее можно понять.
— Андрей, поехали отсюда. — говорит она, бледная как полотно. Я просто киваю. Мне самому не терпится убраться. Она снова хватает меня за руку и не отпускает до тех пор, пока мы не подходим к машине. Обратный путь она молчит, и я знаю, что должен что-то сделать, как-нибудь её отвлечь. Я сворачиваю, и Лиза удивленно смотрит на меня. — Мы не едем домой? — тихо спрашивает она. Я выхожу из машины, подают руку ей. Она недоверчиво смотрит на меня, но все же идёт за мной, не задавая никаких вопросов. Мы заходом в ближайшее здание. — Кафе? — только и спрашивает она, и я киваю. — Но я совсем не голодная, правда… — отнекивается она, останавливаясь. Я все же веду её к ближайшему столику. Она послушно садится на выдвинутый стул. Я не сажусь напротив неё, а, переведя дух, делаю самый большой и рискованный шаг в своей жизни. Осторожно становлюсь на одно колено, как в старых романтических фильмах, достают из кармана коробочку с кольцом. Руки немного дрожат, когда я открываю её.
— Я знаю, что ты сейчас настроена совсем не на это, и вряд ли это подходящий момент, но я думаю, медлить уже бессмысленно. Ты выйдешь за меня? ..
Комментарий к
Глава короткая, и, я бы даже сказала, предпоследняя. Я правда пыталась написать что-то стоящее, что из этого вышло, можете оценивать только вы. Жду критики, надеюсь на отзывы) извините, за долгое отсутствие продолжения…
========== Часть 32 ==========
Я смотрю на кольцо в его руке. Маленькое, серебристое, блестящее. Такое неброское, с одним единственным камушком посредине. Ни к чему не обязывающее, не призывающее… Нет, во мне говорит не алчность, нет… Боже, что мне делать? Что ответить? Он прав — это совершенно не подходящий момент. Только что я видела отца, точнее того, в кого он превратился. На глаза тонкой пленкой собираются слёзы. Я смотрю на него. Андрей испуган. Что, он уже жалеет
— Я… я не могу, — бессознательно бормочу я, пятясь. Затем упираюсь в стул, который стоит прямо за мной. Андрей наконец опускает руку. Затем и взгляд. Боже, о чем он думал в этот момент, когда делал предложение? Чего он от меня ожидал? Я… я не могу больше бегать от него, тем более, мне больше некуда бежать. Но что он сделает сейчас? Чем ответит на мои слова? Он медленно встаёт. Чёрт, что мне делать?.. Он стоит, явно ждёт, что я что-то скажу. — Дай мне время, — наконец тихо говорю я. Он морщится, будто бы я сказала что-то обидное. Затем разворачивается, и уходит из этого чертового кафе. А я? Что мне делать? На улице ещё не слишком темно, я ещё могу находится на улице. Май месяц, как-никак, наверное, не замерзну. Но что делать ночью? Что мне делать? Я медленным, не уверенным шагом выхожу из здания. Сразу же лицо обдает ветром, словно своеобразная пощёчина от мира. Я вижу его машину, но из-за затемненных окон не вижу, там ли он. Кто-нибудь, дайте мне сил не разреветься прямо здесь…
Осмеливаюсь подойти, положить руку на холодное стекло. Неужели мне просто нужно было сказать «да»? Закрываю глаза, пытаясь прогнать слёзы. Что теперь будет? Такого непринужденного общения мы больше не добьёмся. Боже, он все испортил. Или все испортила я? Я не хочу думать, что только ребёнок в моём животе заставил сделать его это. Но так и есть. Чёрт, между нами — пропасть длинной в десять лет. Кому из мужчин в здравом уме придёт в голову женится на той, с кем ничего не связывает? У нас нет ни общих интересов, ни общих кругов общения. Ничего. Если бы не ребёнок, я бы никогда больше не услышала бы о нем с того самого момента, как он уволился со школы. Вот и всё. На одной увлечённости этот брак долго не протянет, если будет держатся только на ребёнке и, как бы глупо это не звучало, сексе. Нам не о чем будет поговорить, мы совершенно по-разному будем видеть этот мир во всех его проявлениях.
Чувствую, как стекло под моими пальцами опускается. Он все же в машине. Осмеливаюсь взглянуть ему в глаза, хотя вижу лишь расплывчатые пятна. Во всем виноваты слёзы. Что сказать? Наверно то, о чём думаю.
— Мне некуда идти, — выдыхаю я, хотя это больше похоже на всхлип. Чёрт, я же думаю не об этом. Точнее, я думала об этом, но теперь он посчитает меня жалкой. Он открывает дверь машины, заставляя меня отступить. Выходит сам, долго, выжидающе смотрит мне в глаза. Он хочет, чтобы я сказала что-то ещё? — Пожалуйста, — добавляю чуть слышно. Затем лишь кольцо его рук, обнимающих меня. Что?.. Я ожидала совсем не этого.
— Ты думала, что я выгоню тебя? — я ничего не отвечаю. Я действительно так думала и думаю до сих пор. Я отказалась. Но изменилось ли что-нибудь? Да, после этого изменится все. Я просто чувствую это. Знаю. Но он обнимает меня. Может, ещё не все потеряно? Я боюсь пошевелиться, нарушить момент. В моём понимании свадьба — это всегда было чем-то святым, чем-то таинственным, соединяющим души, сердца, мысли и чувства двух людей. Это какое-то странное таинство, таинство тех, кто любит. А люблю ли я? Боже, все настолько спонтанно… Он предложил выйти за него. А я, в принципе, отвергла. Что теперь будет?..
Он, как ребёнка, ведёт меня за руку и усаживает в машину. Хочется что-нибудь сказать, но язык будто бы прилип к небу. Мы снова едем домой, в то единственное место, в котором мне были рады. Ключевое слово «были». Я захожу в свою комнату, закрываю дверь и съезжаю по ней спиной. Чёрт, что же я делаю? Я думаю только о себе. А что будет с ребёнком? Как ни крути, я хочу, чтобы у него был отец. Я хочу, чтобы он рос в полноценной семье, где о нем будут заботится оба родителя. И вот, я сама отвергаю это будущее, отвергаю его. На душе скребутся кошки. Что мне делать? Из глаз катятся слёзы, причину которых я ещё не успела понять. То ли я слишком себя жалею, то ли так что. Кладу руку на живот. Он уже кругловат, поэтому пока в школу я ношу просторные байки. Чёрт подери, о чем я думаю? О школе? Сейчас? Серьёзно, что ли? У всех, кто сейчас в этой гребанной школе, на языках вертится о моём «бурном романе» с бывшим директором. Ещё одна серьёзная проблема. И Ира… она предала меня, меня предают все, кому не лень. Отец, который зарекался больше не пить, на коленях умоляя меня простить его, подруга… Что я сделала не так, почему Всевышний так наказывает меня?.. И сейчас там, где-то за этой дверью, находится человек, которому я не так безразлична, как всем остальным. А я отвергаю его. Громко шмыгнув носом, делаю над собой усилие, чтобы встать. Мне нужно поговорить с ним. Надеюсь, он меня не отвергнет.