Мой добрый друг
Шрифт:
– Но в таком случае смерть генерального директора бриллиантового завода приобретает совершенно иной смысл, – заметил Найденов.
– Очевидно, – согласился я. – Смотри, что получается. На одном конце – заместитель командующего. Он мог организовать доставку в Смоленск ворованных алмазов. На другом – директор завода, на котором эти алмазы превращали в бриллианты. Оба убиты. Смерть Артёма тоже не случайна. Охранная фирма – это, видимо, так, для отвода глаз. Алмазы – вот его настоящий бизнес! Он мог быть звеном между Якутией и Смоленском. А если это так, то обрати внимание: за месяц уничтожена вся цепочка.
– Может быть… – задумчиво произнес Найденов.
– Ты был
– Конечно.
– Можешь показать мне это место?
– Зачем?
– Если бы я знал!
Найденов не стал вызывать опера, который привёз меня к нему, а сам сел за руль корейского джипа. Спустя час с небольшим на трассе Смоленск-Москва мы остановились. Вышли из машины. Найденов сделал несколько шагов вперед.
– Вот на этом месте стояла ауди генерала, – сказал он.
– Она стояла на обочине? – спросил я.
– Да.
– То есть, по ней стреляли, когда она стояла?
– Да.
– А почему она стояла? Сломалась?
– С машиной было всё в порядке.
– Может, колесо спустило?
– Колёса я сам осматривал, они были целы.
– Машина со стрелявшим ехала навстречу или следом?
– Следом. Вот здесь она притормозила, и киллер открыл огонь. Практически в упор.
– В какую сторону уехали?
– В сторону Москвы.
– И что, в это время на дороге не было других машин?
– Ни одной.
– Дорогу впереди или позади никто не перекрывал? Скажем, полиция, строители.
– Я проверял: не перекрывали. Пятый час утра. В это время здесь пусто.
– Почему же он остановился?
– Может, по нужде вышел.
– А может, его кто-то остановил?
Время от времени мимо проносились тяжёлые фуры. Отбрасывая в обе стороны спрессованный горячий воздух, этой упругой волной они словно хотели смахнуть нас с обочины.
Я шёл медленно, глядя под ноги, но ничего интересного не попадалось. Метрах в тридцати от дороги одиноко росла старая сосна, похожая на рогатку. Я подумал, что, если бы я поджидал генерала, ждал бы его именно здесь, у сосны. Отсюда дорога хорошо видна в обе стороны. Сам же, слившись с сосной, оставался бы незаметен. Я сошёл с дороги. Обошёл сосну, раздвигая ногами траву. Сделал круг, второй… Под толстым корнем, уходившим под землю, словно высоковольтный кабель, что-то блеснуло. Я наклонился. На мягком покрове из рыжих иголок лежала золотая зажигалка. Вынул носовой платок, поднял её. Это была газовая зажигалка для курительных трубок китайской фирмы «Джобон»: её боковое сопло позволяло раскуривать трубку, не обжигая пальцы. На корпусе была нарисована черная трубка. Я осмотрел находку. Обратил внимание, что на нижней стороне сделаны две глубокие параллельные риски.
– Что там?! – крикнул Найденов.
Я вышел на дорогу, показал зажигалку.
– Ты думаешь, она имеет какое-то отношение к убийству? – спросил Найденов.
– Там мог прятаться тот, кто остановил машину генерала.
Найденов посмотрел в сторону сосны, перевёл взгляд на место, где стояла машина заместителя командующего, что-то прикинул в уме. Вынул носовой платок, взял зажигалку, внимательно осмотрел её. Пальцем через платок нажал кнопку – пламя с лёгким шумом вырвалось из сопла.
– Дорогая, наверное, – заметил Найденов.
– Долларов тридцать, – предположил я.
Мы снова двинулись по обочине.
– Давай представим, как всё могло произойти, – предложил я. – Очевидно, что акция хорошо спланирована. В ней принимало участие как минимум трое.
– Почему трое? – удивился Найденов.
– Киллер – раз. Водитель – два.
– А может, киллер сам сидел за рулём?
– Киллер должен был думать не только о том, чтобы расстрелять генерала, но и о том, чтобы ни одна гильза не упала на дорогу. Он не мог быть ещё и водителем.
– Логично.
– Третий тот, кто остановил машину. Вопрос: как он это сделал?
– Имитировал поломку машины.
– Имитировал поломку машины… – повторил я, словно эхо. – Раннее утро… Едва рассвело… Машина генерала идет со скоростью 150 километров в час…
– Почему 150?
– Ну, 140. Ты видишь, как здесь носятся фуры? А чтобы на такой трассе ауди шла с меньшей скоростью, представить трудно. И вдруг он видит стоящую на дороге машину, голосующего водителя. Остановился бы он? Какой-нибудь капитан на жигулях остановился бы. Генерал на ауди – никогда. Кроме того, не забывай: если он действительно был завязан в криминальной схеме с алмазами, он обязан был быть подозрительным. Он проехал бы мимо.
– Но он остановился!
– В том-то и дело! – выдохнул я. – Что его могло остановить?
– А что, если он знал того, кто его остановил? – предположил подполковник.
Я хлопнул Найденова по плечу.
– Акимыч, ты определённо сегодня в ударе! Если его остановил человек, которого он хорошо знал, зажигалка наверняка его.
В Смоленск мы вернулись около шести вечера. Снова заехали к сестре Найденова. На этот раз сестра была дома. Она сварила картошку, нажарила котлет, выложила на блюдце маринованные грузди. Акимыч достал из холодильника бутылку водки. Всё было невероятно вкусно!
Поужинав, сытые и расслабленные, мы перешли в комнату, прихватив по рюмке коньяка.
– Как думаешь, сколько людей кормилось от этой криминальной схемы? – спросил я.
– Думаю, не много, – разумно рассудил подполковник. – Но это были очень важные люди.
– Командующий стратегической авиацией мог быть в деле?
– Несомненно!
– Министр обороны?
– Само собой.
– В таком случае, кто мог покуситься на их интересы?
Найденов посмотрел на меня.
– Насколько я понимаю, зажигалку не оформлять протоколом? – спросил он.
– И не отдавай военным следователям, – сказал я. – Сними только отпечатки.
Лето, увязшее в пчелиных сотах
Август выдался жарким. Казалось, землю подтащили к солнцу, и теперь не было спасения от этой космической жаровни. Даже ночью. Тонкая перкалевая простыня грела как одеяло, а вентилятор гонял тёплый воздух, создавая слабую иллюзию прохлады. Движения стали заторможенными, мысли – ленивыми. Хотелось к морю.
В эти дни я часто вспоминал моих новых знакомых, Ивана и Марту, представлял их у реки и ужасно завидовал им. Мысленно следовал за ними в тени кустарников, бродил босиком по траве, подолгу не вылезал из реки… В такую жару Марта, должно быть, в широкополой шляпе сидит у мольберта. Интересно, что она рисует? Наверное, что-то очень конкретное: узор на спине жука, ажурные наличники на старом доме, прожилки на лопухах… Насколько я успел понять, у неё очень конкретный взгляд на окружающий мир. Я ещё раз пожалел, что совершенно не умею рисовать. Но если бы умел, непременно попытался бы нарисовать август. Я не представлял, как это можно сделать. Ведь ни серебристое облако из крылышек стрекозы, зависшей над тёплой водой, ни разомлевший от жары подорожник, ни расплавленный горизонт – ничто не в состоянии передать то смиренное блаженство, в которое словно в тигле переплавляются зной и тайная радость от ощущения, что тебя пронзают солнечные мечи. Нужно быть достаточно сумасшедшим, чтобы изобразить то, что можно только ощутить.