Мой добрый друг
Шрифт:
Навстречу мне сделал несколько шагов мужчина выше среднего роста, плотного сложения, с лицом крупным, умным, невозмутимым. Поседевшие редкие волосы были зачёсаны на пробор. На Бугриме, словно влитая, сидела тройка из серого твида, что придавало ему вид английского джентльмена. Серые глаза мужчины ощупывали меня быстро и внимательно. Властным жестом хозяин кабинета пригласил за стол.
– Будете ужинать? – спросил Бугрим.
– Не откажусь.
– Выпьете?
– Можно.
Официант принёс меню. Выбор был великолепен!
– Если позволите, я порекомендую палтус в медовой корочке, – сказал Бугрим.
Оборот
– Ну что же, давайте отведаем палтус в медовой корочке, – согласился я.
– Что будете пить?
– Я бы не отказался от рюмки водки.
– Здесь хорошая украинская водка «Истинная классическая».
– Давайте украинскую.
Бугрим сделал заказ, мы остались наедине. Глаза Бугрима буравили меня сантиметр за сантиметром.
– Можете не представляться, – сказал Бугрим. – Я навёл о вас справки.
– Тем лучше, – сказал я.
– Вы приехали в связи с убийством Кафара? – спросил Бугрим.
– Да.
– Что вы хотите от меня?
– Помочь найти убийц.
– А местные не справятся?
– Это очень странная смерть.
– Ну да, – усмехнулся Бугрим, – не каждый день убивают под водой.
– Кто знал о том, что Кафар собирался в тот день в бухту Теляковского?
– Охрана, друзья…
– Как обнаружили его тело?
– У него запас кислорода рассчитан почти на час. Минут через сорок пять мы стали беспокоиться.
– Он не был привязан к фалу?
– Он не любил привязывать фал.
– Он плавал с ножом?
– Да, но ножа при нём не оказалось.
– Следов борьбы не видели?
– Нет, всё было тихо.
– А нож потом не искали?
– Искали. Но не нашли. До нас там всё обшарили моряки. Может, они нашли.
– Не нашли.
– Вы уверены?
Мне показалось, во взгляде Бугрима мелькнула ирония.
– Как думаете, почему его убили?
– Кому-то перешёл дорогу.
– Кому?
– Мало ли людей по дорогам ходит!
Бугрим помолчал.
– Сева был хороший мужик. Он был моложе меня, но умнее и расторопнее. Он запросто мог бы возглавить правительство!
Официант принёс водку, разлил по рюмкам. Затем положил рыбу.
– Пусть земля ему будет пухом! – сказал Бугрим и опрокинул жидкость в своё уже давно не тренированное тело.
Я сделал то же самое.
– Это странная смерть не потому, что человека убили под водой, – сказал я. – Она странная тем, что исполнена очень профессионально. И тем, что подобные убийства происходят в разных городах. Киллеры не оставляют следов. Мы хотим найти их.
– Бог в помощь! – сказал Бугрим.
– Если, конечно, вы нас не опередите, – вбросил я провокационную фразу.
– Мы не полиция, – заметил Бугрим.
– Я не завидую тем, кто решился убрать Кафара, – сказал я, всё же пытаясь вытянуть собеседника на откровенность.
Уловка не удалась – Бугрим промолчал.
– Я не прав?
Бугрим не ответил.
– Вы что-то знаете, но не говорите, – сказал я.
– Почему вы так решили?
– Так мне кажется.
– Я не знаю вас, – сказал Бугрим. – Может, вы и приличный человек, но пока я этого не знаю.
Мы выпили ещё по рюмке.
Когда закончили ужин, Бугрим предложил охрану, чтобы меня довезли до гостиницы. Я отказался.
– Вы думаете, нашу встречу не отфиксировали? – спросил он.
– Кто?
– Кому до всего есть дело.
– Бог не выдаст – свинья не съест.
Бугрим снова усмехнулся.
– А если Бог с ними заодно?
В номере я плюхнулся в кресло, положив ноги на стул. Похоже, Бугрим заинтересовался нашей встречей. Сейчас наверняка анализирует наш разговор, прикидывая, чем я могу быть ему полезен. Причем наверняка делает это не один. Несколько дней назад Кафара похоронили. Хоронили как национального героя. Весь криминальный мир Дальнего Востока прощался с ним. Тот, кто решился на убийство такого человека, не мог не понимать – непременно последует ответная реакция. Друзья Кафара перевернут город, но из-под земли достанут и убийц, и заказчика. Однако по разговору с Бугримом не похоже, чтобы они готовы были перевернуть город. Почему? Чего-то боятся? Но кого могут бояться люди, прошедшие огонь и воду? И кто в этом крае может быть сильнее их?
На следующий день мы встретились с Сербиным на набережной Спортивной бухты. У причала на слабых волнах покачивались яхты, а вдоль горизонта в полукилометре от берега скользил трёхмачтовый парусник «Надежда». Казалось, стая лебедей села на его мачты, раскинув белоснежные крылья.
– Ну что? – с нетерпением спросил Сербин.
– Поговорили.
– И что?
– Ничего он мне не сказал.
– Черт! – ругнулся Сербин.
– Но у меня сложилось впечатление, что он что-то знает.
– Он намекнул?
– Нет. Мне показалось, он хотел что-то сказать, но не решился.
– Может, ещё раз встретиться?
– Я на это рассчитываю.
– Он обещал позвонить?
– Нет, но я буду ждать.
– А если не позвонит?
Я развёл руками.
– А что у вас? – задал и я свой вопрос.
– Военные ответили, что буксир действительно находился в том месте в связи с поломкой.
– Опросите команду, – предложил я. – Возможно, они что-то видели.
Мы сели на скамейку. Парусник бросил якорь. Команда ловко убрала паруса, и теперь мачты, растопырив реи, напоминали осыпавшуюся новогоднюю ёлку в конце января. Чайки, толкая друг друга и крича, терзали тело какой-то рыбины, прибитой к берегу. Мы посидели ещё немного, прошлись вдоль берега и попрощались.
Бухта Теляковского
Вернувшись в номер, я не покидал его до конца дня. Устроившись поудобнее в кресле, читал Гроция. Бугрим в тот день так и не позвонил. На следующий день я пошёл бродить по городу. С Тигровой сопки свернул на Алеутскую и наткнулся на странный памятник. Человек стоял, широко расставив ноги, взяв руки в бока. Голова его напоминала бильярдный шар, смотрел он дерзко, с вызовом. Я пытался угадать, кто это, но безуспешно. Оказалось, это был Юл Бриннер. Я недоумевал: каким ветром сюда занесло этого бритоголового парня из знаменитого американского вестерна «Великолепная семёрка»? Вместе со школьным другом мы посмотрели фильм трижды. Мы повторяли брошенные им фразы таким же небрежным тоном, вырабатывали его самоуверенную походку и умение в мгновение ока выхватывать из кобуры кольт. Мы и не подозревали, что этот лысый кумир, укрощавший бандитов на диком Западе, – наш земляк. За памятником, на возвышенности, стоял трёхэтажный дом в стиле модерн. Как сообщалось на мемориальной доске, прикреплённой к дому, здесь в 1920-м родился Юлий Борисович.