Мой друг Бобби
Шрифт:
— Нет, я передумал. Некуда мне ехать. Англия воюет. Если умирать, то здесь. Помогу вам собраться, провожу вас и переберусь куда-нибудь за город. Можете оставить со мной собак: Джека, Джилл, Багху и Диану. Всех остальных выпустите в лес, иначе они погибнут.
— Миленький мистер Джефферсон, — зарыдала я. — Возьмите, пожалуйста, Бобби! Не бросайте Бобби!
Мистер Джефферсон обнял меня и сказал странным охрипшим голосом:
— Мини, моя девочка! Война жестокая вещь. Я тебя очень люблю, Мини, но Бобби взять не могу. Бобби умный зверь,
Я разрыдалась так, что даже Миа наконец заплакала вместе со мной.
Я услышала, как Джамаи-бабу открывает клетку попугаев и говорит им:
— Лиа, Пиа — летите в лес!
Попугаи вышли из клетки, настороженно помаргивая. Повертели головами, забрались обратно на жёрдочку в клетке и затараторили:
— Неужели-неужели-неужели!
Я в жизни не видела, чтобы Джамаи-бабу плакал, но тут он выкрикнул, давясь слезами:
— Да катитесь вы, кому говорят!
И зашагал к дому. Лиа и Пиа так и остались сидеть перед открытой дверкой.
Мы уезжали рано утром следующего дня. Мы поедем через лес на аэродром, а по дороге мы выпустим на свободу всех обитателей нашего двора. Все вещи оставим дома — самолёты берут только беженцев, да и то неизвестно, успеем ли мы на самолёт. Скоро они перестанут летать. Тогда беженцам придётся уходить пешком. В Мандалае нельзя оставаться. Японцы объявили по радио, что они сотрут Мандалай с лица земли.
Миа едет с нами. Ей уже достали билет, записав её как дочку Бины и Джамаи-бабу.
— Как её оставить, бедную, она теперь круглая сирота, — плакала Бина.
Урмила помогала ей плакать.
15
Абдул и У Ба Со трудились всю ночь, сооружая клетку на колёсах из самой большой повозки, которую нам удалось достать.
Перед самым рассветом мы в последний раз накормили животных и стали грузить их в повозку.
Бобби я кормила сама. Бобби ел с большим аппетитом и даже облизывал мою ладонь. Поев, он лизнул меня в лицо. Я почувствовала, что сейчас заплачу, и, чтобы сдержаться, тихонько окликнула его:
— Бобби!
Бобби придвинулся поближе ко мне.
Когда четырёх собак уводили во двор к мистеру Джефферсону, мы старались не смотреть на них. Собаки чуяли беду и жалобно подвывали. Даже Джек забыл свои иностранные манеры и повёл себя, как обыкновенная дворняга.
Бобби усаживали в повозку последним.
Абдул, который тоже провожал нас, погладил Бобби по носу и сказал:
— Домой едешь, Бобби, в лес.
Мы не могли смотреть животным в глаза, и Джамаи-бабу распорядился накрыть клетку на колёсах.
— Тронулись! — приказал он. — Неизвестно, когда мы доберёмся до места.
Мы уселись в машины — в нашу и в машину мистера Джефферсона, совсем как в тот день, когда мы ехали на охоту. Но как же всё переменилось!
Клетку на колёсах прицепили к нашей машине. Всё было готово. Джамаи-бабу включил зажигание и не поглядел больше в сторону родного дома, который мы покидали.
Машины двинулись. Миа громко зарыдала. Бина безмолвно утирала слёзы. Урмила приготовилась к обмороку. Джамаи-бабу резко бросил через плечо:
— Не терплю слёз.
Мы двигались с черепашьей скоростью, да ещё останавливались из-за транспортных пробок. Шёл уже четвёртый час дня, а мы только-только выбрались на окраину Мандалая. Мы не ели весь день, но есть не хотелось. Горели дома, улицы были завалены обломками, среди которых бродили понурые люди. Какая тут еда! Бина запаслась печеньем на дорогу. Она доставала печенье из сумки и предлагала то Миа, то мне. Я и думать не могла о нём. С каждой минутой мы приближались к лесу. В лесу я расстанусь с Бобби.
Джамаи-бабу остановил машину, вышел и, повернувшись к нам спиной, грубым голосом приказал:
— Отпирайте клетку и выпускайте всех на волю.
Какие душераздирающие крики разнеслись по лесу! Даже кролики повизгивали, не желая уходить. Животные жались к прутьям клетки, цепляясь за что попало, упираясь.
Бесстрашная белоснежная Тутул и та не хотела выходить в лесу. Маленькая Тутул — как она будет жить одна, без людей?
Как жестоки люди. Какая страшная вещь война.
Абдул и У Ба Со силой вытаскивали животных из клетки и гнали их в лес, тех самых зверей, которых заботливо растили в нашем доме и в доме мистера Джефферсона.
Трудней всего было справиться с Рупи. Она выскальзывала из рук Абдула и рвалась обратно в клетку. Абдул не выдержал и обратился к Джамаи-бабу:
— Помогите мне вытащить Рупи!
— Не трогай меня! — огрызнулся Джамаи-бабу.
Наконец Рупи загнали на ветку кривой дикой яблони. Попугаи Лиа и Пиа уселись рядом с обезьянкой и стали громко негодовать по поводу грубого обращения с ними. Тутул, Руси, Пушу и остальные кошки присоединились к ним.
Наступил черёд Бобби.
Бобби поднялся на задние лапы и показался мне таким огромным и стройным, что моё сердце замерло от любви к нему. Белый треугольник на подгрудке Бобби был похож на широкую ленту, как у чемпионов, когда им надевают победные медали. Я любовалась Бобби и чуть не забыла, что вижу его в последний раз.
У Ба Со дёрнул за цепь. Бобби это не понравилось. Он заворчал и начал сердито вращать глазами. У Ба Со потянул сильнее. Бобби не шелохнулся. За цепь тянули Джамаи-бабу, мистер Джефферсон, даже Бина. Бобби упёрся лапами и застыл как каменное изваяние.
— Может быть, он послушается Мини, — сказал Джамаи-бабу и передал мне цепь.
Значит, не кто-нибудь, а я собственными руками должна увести Бобби в лес и бросить его там!
Но я не плакала, и голос не дрожал.
— Пошли, Бобби! — позвала я.