Мой дядя - чиновник
Шрифт:
— Да бывал ли на свете пустомеля наглее! — закричал дон Хенаро, яростно топнув ногой.
Дядя спокойно изрёк:
— Я прошу только то, что мне причитается, и шуметь тут нечего — деньги мои.
— Послушай. Висенте, оставим это, — воскликнул дон Хенаро, бледнея от бешенства. — Если я что тебе должен, требуй через суд. А теперь убирайся.
Дядя не соизволил даже пошевельнуться.
— Чего же ты ждёшь?
— Денег! — ответил дядя таким тоном, что у дона Хенаро помутилось
— Уйдёшь ты или нет? — заорал он, хватая стул и грозя раскроить дяде череп.
Однако дядя не дрогнул и лишь приговаривал:
— Ну, ударь, дружище, ударь, попробуй…
— Ладно, — заключил дон Хенаро, ставя стул па место. — Закончим миром наше веселье. Будь добр, Висенте, выйди из комнаты.
На этот раз дядя встал, направился к двери, но на пороге обернулся и спросил:
— Значит, полюбовно дело не уладить?
— Мне улаживать нечего. Если я тебе должен, ты знаешь, куда обратиться, понятно? Кто уверен в своих правах, тот сумеет отстоять их перед судом. Страна мошенников!
— Ну, хорошо, однако вам не поздоровится!
— Дружище, не смеши меня! — процедил дон Хенаро, почти не разжимая губ, на которых теперь не играла усмешка, а скорее кипела разлившаяся желчь.
— Итак, до скорого свидания, превосходительный и сиятельный сеньор дон Хенаро де лос Деес.
— Провались ты в тартарары!
— Спасибо.
— Неблагодарный!
— Жулик!
— Дубина!
— Каналья!
С этими любезностями расстались в тот вечер два старых приятеля.
XXIII
ДОН ХЕНАРО КАПИТУЛИРУЕТ
Рассвет следующего дня мы встретили в тюремной камере.
Почему? Сие нам было неизвестно. Непредвиденные события, разыгравшиеся ночью, повергли нас в состояние полной подавленности.
Однако наша взбудораженная память с неукоснительной точностью воспроизводила все подробности происшедшего. Началось с того, что в полночь нас разбудил громкий стук: кто-то колотил в дверь нашего жилища толстой палкой.
К нам в каморку вломились три человека. Один из них отрекомендовался надзирателем городской тюрьмы и объявил, что намерен отвести нас туда и посадить в камеру. Второй держал в руках палку с острым железным наконечником и большой фонарь, свет которого ударил нам в лицо и ослепил нас на некоторое время. Третий принялся обыскивать комнату и подгонять нас, требуя, чтобы мы оделись как можно скорее. Мы с дядей были настолько ошеломлены, что повиновались без малейшего возражения. Когда мы спускались вниз, в свете фонаря, на мгновение рассеявшем мрак, нам почудилось, что между лестничными балясинами мы видим фигуру дона Хенаро и что он пытается спрятаться в тёмном углу. Однако мы так никогда достоверно и но узнали, был ли это действительно он.
Нас втолкнули в наёмную карету, и в течение четверти часа мы слышали только однообразный стук колёс нашего экипажа по булыжнику пустынных и мрачных улиц. Наконец он остановился перед огромным зданием, куда нас и заставили войти. Четыре массивных железных двери, заскрежетав ржавыми петлями, поочерёдно затворились за памп. Мы пересекли просторный квадратный двор. В конце его лунный свет нарисовал на земле два больших ярких треугольника. Мы прошли мимо камер с крепкими решётками, за которыми время от времени мелькали измождённые бледные лица. При свете фонаря, который держал в руке наш проводник, глаза узников
Провожатые втолкнули нас в этот погреб, с грохотом заперли тяжёлую железную дверь и ушли.
По мере того как удалялся свет фонаря, тени от прутьев решётки, увеличившись до огромных размеров, двинулись, как некие странные фигуры в фантастическом шествии, по стенам нашей вонючей камеры, пока не достигли края решётки, где слились друг с другом и исчезли совсем.
Всё погрузилось в безмолвие и мрак.
Я стал ощупью искать противоположный угол камеры и добрался до него гораздо быстрее, чем предполагал: наша ужасная темница была настолько мала, что, сделав два-три шага, человек уже наталкивался на решётку или на одну из стен.
Я уселся в углу и несколько часов подряд дрожал от пронизывающего холода, причиной которого была страшная сырость. Во рту у меня всё пересохло и ощущалась горечь, в висках стучало. Так я и сидел, не в силах отдать себе отчёт, что же со мной происходит.
Часов в семь утра в камере забрезжил рассвет. В окошко, расположенное пол самым потолком и забранное железными прутьями, которые были выкрашены чёрной, краской и усажены шипами, неторопливо заглянуло солнце. Оно вычертило па полу большой квадрат, осветивший темницу желтоватым светом и вселивший мне в душу неизбывную тоску. Какую глубокую печаль нёс с собой этот свет! Казалось, он рождён не солнцем, а умирающим пламенем гаснущей свечи.
Время от времени тишину нарушал звон кандалов, взрывы хохота, угрозы и голоса людей, говоривших на странном жаргоне и изрыгавших самые страшные богохульства.
Часов в девять я услышал звук шагов. Казалось, кто-то идёт по длинной сводчатой галерее.
Шаги приближались.
Человек подошёл к решётке нашей камеры, и по очертаниям его фигуры я узнал пришельца: это был дон Хенаро. Прикрыв рукой глаза, чтобы его не слепили солнечные блики, и прижавшись лицом к прутьям, он долго стоял, вглядываясь во мрак камеры.
Когда я увидел дона Хенаро, меня словно обдало холодом. Я подумал о том, как подло он отомстил нам.
— Эй! Вы тут? — спросил дон Хенаро.
Мы пе могли вымолвить ни слова.
— Ба, да здесь, кажется, никого нет! Эй, Висенте, ты где? А ну, вставай! Что? Закрыто?
Ключ в замке повернулся, и дверь нашей тесной камеры отворилась.
— Э, да вы неплохо устроились, хотя тут, конечно, скучновато и света мало! Не правда ли, друзья мои? — шутливым тоном произнёс дон Хенаро, входя в нашу темницу.
Мы с дядей благоразумно помалкивали.
— Да что же это такое? Уже загрустили? Напрасно — вам нечего бояться! Сразу видно, что вы— новички в таких делах ничего не смыслите.
Весёлость дона Хенаро была нам крайне неприятна как по причине положения, в котором мы находились, так и потому, что нам редко доводилось видеть нашего родственника таким разговорчивым и весёлым.
— Судья ещё не заходил к вам? — спросил он нас.
Мы с дядей вздрогнули. «Судья! Как! К нам должен зайти судья? Значит, мы столкнёмся лицом к лицу с представителем земного правосудия?» — подавленно думали мы.