Мой дядюшка Освальд
Шрифт:
"У него легкий приступ подагры, – сказала я, – в остальном он в великолепной форме".
Затем я проделала всю эту процедуру с шоколадкой, он съел свой трюфель, как ягненок, и, видимо, получил при этом удовольствие. "Великолепно, – сказал он, разжевывая конфету, – я попрошу моего посла заказать несколько фунтов". Когда он ее проглотил, я засекла время по своим часам. "Садитесь, пожалуйста", – сказал он.
В комнате было четыре большие кушетки, и, прежде чем сесть, я их внимательно изучила, чтобы выбрать самую удобную и мягкую. Я-то прекрасно понимала, что через девять минут она станет моим полем сражения.
Все это было страшно забавно, – продолжала она. – Видно было, что он с ума сходит от любопытства из-за моей интрижки с королем, но не осмеливается даже упомянуть о ней. Он задавал наводящие вопросы, спросил, например: "Полагаю, у вас в Лондоне собственный дом?" – "Конечно, – ответила я, – у меня свой дом в Лондоне, а, кроме того, маленькая личная резиденция в Виндзорском парке, где известное лицо может навещать меня, отправляясь на верховую прогулку".
Я забыла, что именно он говорил, когда момент настал, но занятно, что он застыл на полуфразе, так же точно, как Уорсли в лаборатории. Ну вот, начинается, сказала я себе, пора надевать боксерские перчатки. Он стоял прямо передо мной, когда оцепенел. А поскольку на нем были очень тесные брюки, то я могла ясно видеть, что именно там происходило. Тут-то я ему и сказала, что собираю автографы великих людей, и спросила, не изволит ли он дать мне свою подпись на дворцовом бланке. Я встала, подошла к столу, сама нашла бумагу и показала ему, где подписать. Это было очень легко. Бедняга едва ли соображал, что делает. Понимаешь, Освальд, с ними можно делать практически все, что захочешь, если поймать тот самый момент, когда они ощущают первые признаки действия порошка. Они слишком ошеломлены и смущены внезапностью происходящего.
Альфонс стоял, пялился на меня и судорожно сглатывал, так что его кадык ходил вверх и вниз. Лицо у него покраснело, а потом он начал глубоко дышать. Глотание, сопение и ерзание продолжалось около минуты, и я могла наблюдать нарастание этой ужасающей страсти по мере того, как действует порошок. Словно в кипящем котле накапливается пар, у которого нет другого выхода, кроме как через предохранительный клапан. Этим предохранительным клапаном была я.
И вдруг он сказал изменившимся голосом: "Я желаю, чтобы вы сняли платье, мадам!"
"О ваше величество! – воскликнула я, прижав руки к груди, – что вы говорите?"
"Снимайте!" – приказал он, задыхаясь.
"Что вы хотите сделать, ваше величество!" – закричала я.
"Прошу вас, не заставляйте меня ждать", – сказал он, еще больше задыхаясь.
"Но, сир, если я забеременею и наш общий друг узнает, что что-то между нами было, он так рассердится, что пошлет военные корабли обстреливать ваши города".
"Вы должны убедить его, что беременны от него. Давайте пошевеливайтесь, я больше не могу ждать".
"Но он же все поймет, потому что мы всегда принимаем меры предосторожности".
"Значит, примите меры предосторожности немедленно, – сказал он, – и, пожалуйста, не спорьте со мной, мадам".
– Как ты оттуда выбралась?
– Это было нелегко, – призналась Ясмин. – Видишь ли, он совершенно не уставал. Пришлось применить булавку.
– Неужели ты его действительно уколола? – спросил я.
– Еще как! – сказала она.
– Ну и что?
– Он подпрыгнул чуть ли не до потолка, пронзительно завизжал и бросился к двери. "Вы укололи меня!" – кричал он, держась за зад, но я уже вскочила на ноги и быстро надевала платье, а он, совершенно голый, подпрыгивал и вопил: "Вы что-то вонзили в меня, как вы осмелились?"
– Потрясающе, – сказал я Ясмин, – великолепно! Просто блеск! Очень бы мне хотелось это видеть. А кровь текла?
– Не знаю. К тому времени он мне уже изрядно надоел, и я заявила ему: "Выслушайте меня внимательно, представляете ли вы, что сделает с вами наш общий друг, если об этом услышит? Понимаете вы или нет, что вы меня изнасиловали?" Это заставило его замолкнуть.
"Что на вас нашло?" – говорила я, одеваясь со всей возможной быстротой.
"Я не знаю", – признался он и вдруг как-то затих и обмяк.
Когда я уже была готова уйти, то повернулась к нему, поцеловала в щеку и сказала: "Давайте забудем все, что случилось, хорошо?" И здесь я быстро сдернула эту королевскую резиновую штучку и величественно вышла из комнаты.
– Высший класс, Ясмин, – одобрил я.
Она передала мне бланк королевского дворца с подписью, и я аккуратно спрятал его на место.
– А теперь иди и собери свои вещи, – сказал я. – Мы уезжаем из города первым же поездом.
… Следующая остановка – Париж. Мы отправились туда ночным поездом и прибыли на рассвете сияющего июньского утра. Остановились мы в отеле "Ритц". Где бы ты ни оказался, часто говорил мне отец, если у тебя возникли сомнения, останавливайся всегда в "Ритце". Это был мудрый совет. Ясмин зашла ко мне в номер, чтобы за ранним ленчем – по холодному омару и бутылке шабли – обсудить дальнейшую стратегию. Список первоочередных кандидатов лежал передо мной на столе.
– В любом случае на первом месте Ренуар и Моне, – сказал я. – Ренуар живет в Эссуа. Это маленький городок в 120 милях к юго-западу от Парижа, между Шампанью и Бургундией. Ему сейчас семьдесят восемь лет, и мне говорили, что он передвигается в инвалидном кресле-каталке.
– Господи, Освальд, что же, ты думаешь, я стану давать жука этому несчастному старику в каталке?
– Ему это понравится, – успокоил я ее. – У него ничего серьезного, кроме артрита. Он продолжает писать, и наверняка он самый знаменитый живописец из сейчас живущих. Это настоящий титан. Через десять лет за каждую из его соломинок мы станем запрашивать целое состояние.
– А его жена?
– Она умерла. Он одинокий старик и будет очень рад твоему визиту. А когда он тебя увидим, то, не сходя с места, захочет написать тебя обнаженной. Но вообще-то у него есть модель по имени Деде, от которой он совершенно с ума сходит. Но если ты будешь правильно себя вести, то, может быть, он даже предложит тебе свою картину.
– А что насчет Моне? – спросила она.
– Он тоже одинокий старик, ему семьдесят девять, он на год старше Ренуара. Он ведет жизнь отшельника в Живерни, недалеко от Парижа. Очень немногие его посещают. Ты станешь лучом света в его жизни. Может быть, получишь еще один холст. Представляешь, пейзаж Моне! Эти вещи скоро будут стоить сотни тысяч, они уже стоят тысячи. Сегодня я куплю машину, она нам понадобится. Мы поедем в Эссуа, и ты познакомишься с мсье Ренуаром.
– Ты никогда не теряешь время, да, Освальд?
– Знаешь ли, дорогая, – сказал я, – как только я сделаю себе состояние, то всю оставшуюся жизнь я собираюсь провести, именно теряя время. Но пока деньги не в банке, я буду очень упорно работать. И тебе тоже придется.
– Сколько времени это займет, как ты думаешь?
– Пока мы разбогатеем? Ну, лет семь или восемь, не больше. Не так много, если подумать, что потом ты сможешь никогда ничего не делать.
– Прекрасно, – сказала Ясмин, – но что мне нравится больше всего, так это мысль, что мною овладеют все величайшие люди мира. Это возбуждает мою фантазию.