Мой единственный человек
Шрифт:
– Я тоже не понимаю этого, – сказала Галя после паузы. – Конечно, ты можешь не поверить мне, подумать можешь, что я хочу показаться в твоих глазах хорошей… Но мне потому и запала в душу эта михалковская фраза про бумажку, что я сама такая. Конечно, я стараюсь, чтобы никто не видел, как я подбираю с земли мусор, а то подумают, ненормальная… Но у меня даже пакет специальный с собой всегда есть для чужого мусора. Наберу полный пакет, найду урну и выброшу…
– Я тебе верю, – просто сказала Черепашка. – И совсем не думаю, что ты ненормальная. Ты мне подала хорошую мысль – теперь тоже заведу себе такой мусорный
Поболтав еще немного об уроках и предстоящей контрольной по алгебре, девочки распрощались. И у обеих на душе осталось очень теплое, необычное и светлое чувство. Галя теперь знала точно – у нее появилась настоящая подруга. Примерно такие же мысли возникли в тот момент и в Люсиной голове.
К вечеру почти половина поэмы «Патриот» была написана. Галя просто вымоталась. Такую усталость она, пожалуй, чувствовала лишь однажды, когда ездила с мамой на огород к какой-то маминой сотруднице пропалывать картошку. Но то, конечно, была усталость совсем иного рода. Тогда у Гали ныли и болели все мышцы и вообще ощущение было такое, будто ее палками избили. Теперь же она чувствовала такую пустоту в голове и в душе, что хотелось плакать. И вот что странно: пустота эта была какой-то напряженной, отдававшейся во всем ее теле противной вибрацией…
Словом, в какой-то момент девушка поняла, что если немедленно не встанет из-за стола и не отправится на кухню разогревать ужин, то ее поэма так навсегда и останется недописанной, потому что больше она к ней не вернется. И чтобы этого не случилось, Галина решительно отложила в сторону ручку, закрыла блокнот, поднялась и пошла готовить ужин, хотя есть ей совершенно, ну просто ни капельки не хотелось.
8
– Галчонок, скорей! Тебя к телефону! Кажется, Игорь! – зажимая рукой трубку, свистящим шепотом сообщила ей мама.
В этот момент Галя как раз занесла было нож над яйцом. В сковороде уже вовсю шипело и злобно скворчало масло.
– Выключи, пожалуйста! – попросила Галя, и тут бежево-розовое яйцо выскользнуло из ее пальцев и, глухо стукнувшись о линолеум, разлилось на нем живописной лужицей с веселым желто-оранжевым кружочком посередине.
– Это к счастью, – заверила дочь Марина Николаевна и поспешила в ванную за тряпкой.
В висках стучала кровь, и все очертания предметов стали вдруг какими-то неясными, расплывчатыми. Охрипшим от волнения голосом Снегирева выдавила:
– Я слушаю…
– Это я. Здравствуй.
– Здравствуй, – ответила Галя, а сама почему-то в эту секунду лихорадочно пыталась вспомнить, сколько же дней прошло после того их ужасного последнего разговора. Десять? Нет, кажется больше…
– Прости меня, – тихо попросил Игорь. – Я – кретин, последний болван…
– Не говори так! – прервала она.
– Нет, я еще хуже… Галя. – Он сделал паузу, а она замерла и слушала, как гулко отдается в ушах каждый удар сердца. – Галя, – повторил Игорь и попросил: – Приезжай ко мне, пожалуйста… Мне очень плохо без тебя… Я не могу без тебя жить.
– Я тоже! – радостно выкрикнула она. – Я тоже без тебя не могу! Ты только не волнуйся, хорошо? Поставь чайник и жди меня… Я очень быстро приеду. Честное слово.
Она уронила трубку и даже не заметила этого.
…Он открыл дверь сразу. Галя даже позвонить
– Сколько же мы не виделись? Две недели? Нет, тринадцать дней… Я точно знаю. – Глаза Игоря лихорадочно бегали из стороны в сторону, он смотрел на Галю так, словно боялся, что она вот-вот исчезнет, растворится в воздухе. Смотрел и не мог насмотреться. – Видишь, милая, каким самонадеянным дураком я оказался… Ты себе не представляешь, что я пережил за эти дни. Каждую секунду, даже во сне, я думал о тебе… А потом, когда почувствовал, что дальше нельзя, что просто крыша съедет, если я тебя не увижу, взял и позвонил. Вот такой я эгоист, видишь?..
– Никакой ты не эгоист! – Галя приблизилась к Игорю, присела и опустила руку на его черные шелковистые волосы. Потом она долго гладила его по голове, как маленького, склонившись к его плечу, и оба долго не могли произнести ни слова. Потому что оба чувствовали, что говорить сейчас не надо. И еще Галя понимала, что если Игорь начнет сейчас говорить, то заплачет. Почему-то она была уверена в этом. Понимала и знала, что он и сам этого боится, боится, что она увидит его слезы. Поэтому Галя осторожно и нежно поднесла к его губам палец и тихо-тихо прошептала: – Тс-с-с! Маленький, если б ты только знал, какой ты еще маленький, – сказала Галя, когда почувствовала, что опасность миновала.
Сейчас она точно знала, что и в какую секунду надо сделать или сказать. И была уверена в точности своих поступков и слов. Будто это знание спустилось на нее свыше, и девушка осторожно, боясь вспугнуть это новое для себя ощущение, чутко прислушивалась к своему сердцу. Сейчас она полностью доверилась ему.
– Я большой и глупый, – сказал Игорь после долгой паузы. – И если я когда-нибудь скажу тебе что-нибудь такое, как тогда…
– Тс-с-с-с! – Галя снова приложила к его губам палец. – Не надо об этом говорить.
А Игорь и не думал сопротивляться. Он и вправду почувствовал себя вдруг совсем маленьким нашкодившим ребенком.
– А что ты сейчас пишешь? – робко спросил он, когда Галя убрала от его губ палец. Правда, перед тем как спросить это, он успел-таки поцеловать ее палец.
– Пишу?.. – как-то рассеянно переспросила Галя, словно не понимая, о чем идет речь. – А! Поэму пишу, представляешь?
– Поэму? – не смог скрыть удивления он. – А о чем она?
Они до сих пор все еще были в прихожей, и Галя, чтобы выиграть время, жестом предложила перебраться в комнату. В следующую секунду она услышала до боли знакомый скрип рычагов инвалидной коляски. «Ничего! – сама себе сказала девушка. – Скоро ты, Игорек, вылезешь из этой колымаги! Скоро ты будешь ходить так же, как я! Обязательно будешь!»
Гале почему-то вспомнилась сказка Валентина Катаева «Цветик-семицветик». Она очень любила эту сказку и знала ее почти наизусть. Ей вдруг представилось сейчас, что она – девочка Женя, у которой остался лишь один из семи волшебных лепестков, а Игорь – тот хромой мальчик Витя, который не мог играть и бегать вместе с Женей, пока она не вылечила его ногу, истратив на это желание последний лепесток. Галя улыбнулась своим мыслям, и Игорь заметил ее улыбку.
– Это, наверное, очень смешная поэма? – предположил он.