Мой французский вояж
Шрифт:
– Как?
– Слушай. – Тяжело переводя дыхание и морщась от боли, он продолжал: – Им надо, чтобы я подписал завещание на Ленку.
– Что?
– Да не перебивай ты. Но если не получится, они меня все равно уберут, а подпись подделают.
– Зачем им завещание? Она ваша жена, и так все получит.
– Ты забыла, у меня еще дети. Она получит только треть.
– Неужели это все она? Зачем ей так много? Да и потом, она же полная дура. Как она будет бизнесом управлять?
– В точку. Она тупая как пробка. И это похищение
– Ужас!
– Сам дурак. Правильно ты сегодня говорила. Только деньги во мне и интересны. Сдохну, бабки поделят и не вспомнят больше.
– Ну уж нет! Вы как хотите, а мне умирать еще рано! Мне еще детей на ноги поставить надо. Они наследство никакое не получат, им есть не на что будет. Так что давайте, соображайте, как отсюда выбраться!
– Выбираться надо сейчас. Еще одной беседы с ними я не выдержу. К тому же, когда меня тащили наверх, я увидел в каком-то окне, что смеркалось. В темноте шансов уйти больше.
Не может быть! Мы здесь уже сутки! Как же так? Судорожно соображала я. Наверное, нам что-нибудь вкололи. Как бы медленно ни тянулось время, но в глубине души я думала, что мы здесь часов шесть-семь, не больше.
– Где мы хоть находимся? – спросила я вслух.
– Не знаю. Я видел только холмы и кустарник.
– Но это хоть Ницца?
– Наверное. Или где-то рядом.
Он попытался сесть, с третьей попытки ему это удалось. Закрыв глаза, он минут десять сидел, привалившись к стене, и не шевелился. Потом тяжело вздохнул и сказал:
– Значит, так, кто-то должен быть с той стороны. За дверью. Если повезет, один, если нет, двое. Но не больше. Дверь крепкая. Я опасности не представляю. Ты – тем более.
– И что делать?
– Сейчас немного отлежусь. Сил подкоплю, и ты начнешь стучать в дверь и орать, что я умер. Будем надеяться, они хотя бы заглянут убедиться. Попробую их вырубить. У тебя ничего тяжелого нет?
– Нет.
– Жаль. Ладно. В крайнем случае, запомни, ткнешь пальцем в глаз, да посильнее, не бойся. И помни, они хотят тебя убить.
– Ой!
– Вот и ой! А потом ногой между ног и тоже посильнее. Это если я совсем не смогу встать. Когда он согнется, я его рукой добью.
Еще полчаса он приходил в себя. Со стонами и гримасами пытался шевелить то руками, то ногами. Потом, отдышавшись, встал, скользя спиной по стене. Прошло еще минут пять. Он вплотную придвинулся к косяку.
– Давай.
Я начала стучать кулаками в дверь, что было сил, и орать так истошно и отчаянно, как будто рядом со мной и впрямь лежал покойник.
– Откройте! Откройте! Выпустите меня! Он умер! Слышите! Откройте! Здесь труп!
Я начала молотить по двери пятками. И продолжала вопить, как безумная.
Наконец заскрежетал ключ в замке, дверь отворилась, я отпрянула в сторону. От стучания в дверь волосы у меня разлохматились, пот стекал струями по лицу и вполне мог сойти за слезы. Глаза вылезали из орбит от усердия.
Бандит пугливо протиснулся в камеру.
– Чего у тебя тут?
Ответом ему был удар сзади по шее. Негодяй упал молча, лицом вперед. Ползунов кивнул мне, чтобы я выглянула в коридор. В коридоре никого не было. По команде руководителя операции я обыскала охранника. Кастет и пистолет, а может, револьвер, я отдала Василию Никаноровичу.
Напоследок он двинул охранника по черепу кастетом, и мы покинули наше узилище. Охранника заперли, благо ключ торчал в замке.
– Куда дальше?
– Не знаю, дай подумать.
– Вы что, спятили? Я думала, у вас план есть!
– Хочешь обратно вернуться?
– Нет, – зло буркнула я.
– Ладно, дай подумать.
Коридор шел в две стороны, с одной стороны горела тусклая лампочка, с другой было темно.
– С той стороны лестница на первый этаж, наверняка есть и выход. Но где он и как его охраняют, я не знаю, – указал Ползунов на освещенную часть коридора. – А там что, понятия не имею. – И он махнул в другую сторону.
– Может, посмотреть?
– Валяй, только быстро.
Я щелкнула зажигалкой и тихонько пошла по коридору. Справа за нашей камерой было еще две двери, тоже закрытые. А дальше тупик.
– Придется идти наверх, – констатировал шеф.
– А что там наверху?
– Точно не знаю. Меня втащили в коридор и почти сразу впихнули в какую-то комнату с маленьким окном. Больше я ничего не видел.
– А может, в это окно вылезти?
– Не выйдет. Во-первых, я не пролезу. Во-вторых, там все равно решетка.
– Слушай, а сколько здесь народу в доме?
– По-моему, человек пять. Четверых я видел. Одного слышал.
– А если нас заметят?
– Насколько я понимаю, сейчас ночь. По крайней мере, часть из них должна спать. Если проснутся, не сразу поймут, в чем дело. Одного мы уже обезвредили. К тому же у меня пистолет.
– Ты стрелять умеешь?
– Умею.
– А много ты уже народу убил? – дрожащим голосом спросила я.
– Ты что, совсем шизанутая? Никого я не убивал. В тире стрелять научился. И вообще, я в молодости многоборьем занимался. С тех пор пострелять люблю… В тире, – после паузы добавил белый и пушистый олигарх. Я ему, конечно, не поверила.
– Хватит болтать. Давай подниматься, только тихо.
Я взвалила на себя еле живого Ползунова, и мы медленно, как две больные черепашки, поползли вверх по лестнице. И уткнулись в запертую дверь. Она была не столь внушительна, как та, что вела в темницу, но все же.
– Что делать? – спросила я, с трудом переводя дух. Все же я не ишак, чтобы тащить груз, вдвое превышающий меня весом.
– Можно выбить замок выстрелами, – задумчиво произнес Василий Никанорович. – Но тогда они все сюда сбегутся. При таком раскладе нам отсюда живыми не выбраться.