Мой французский вояж
Шрифт:
Посмотрев внимательно на перепуганного негодяя, я строго показала пальцем на кладовку: туда, живо! И чтобы смысл был понятнее, начала пинать его ногами. Жалость к ближнему во мне умерла, должно быть, задушенная животным страхом.
Несчастный, как гусеничка, пополз к кладовке, подгоняемый чувствительными тычками. Пинать его ногами мне надоело, они мне еще пригодятся, и я вытащила из кладовки швабру. Когда он наконец добрался до точки назначения, пришлось вытащить из кладовки ведра, чтобы бандит как-то там поместился. Забившись в пространство
– Тебе не кажется, что мы его где-то видели? – обратилась я к Ползунову.
– Ага, это они пристали к нам на улице. Помнишь? А когда появились свидетели, сразу слиняли.
– Точно! Ах ты гад! – обратилась я к уже связанному негодяю. И добавила ему увесистый пинок. В ответ раздалось тоскливое, заискивающее подвывание. Не тут-то было. Я без всякой жалости захлопнула дверь и зафиксировала ее шваброй.
– Молодец! – похвалил командир. – Теперь давай сматываться. Посмотри, что там, и выключи, наконец, свет.
Я послушно щелкнула выключателем. И сразу ослепла.
– Может, опять включить? В этой темнотище я ничего не вижу.
– Нет. Лучше подожди, пока глаза привыкнут. А потом все-таки посмотри, что за той дверью. – И он указал на дверь в другом конце кухни.
Минут через пять зрение ко мне вернулось, и я двинула на разведку. Подойдя к двери, я прислушалась – тишина. Заглянула в глазок. Темно. Попробовала открыть, дверь не поддалась. Заинтригованная, я достала зажигалку. При слабом свете осмотрела замок и увидела обычную задвижку. Приоткрыв чуть-чуть дверь, я высунула нос наружу. Было темно. Темнее, чем в кухне. Послушав еще пару минут, я зажгла верный «Ронсон» и, подняв руку повыше, увидела что-то среднее между гаражом и деревенским сараем.
Попривыкнув к освещению, я приступила к осмотру.
Никакой машины здесь не было. Куча старой соломы, какие-то шесты, грабли, вилы, мотыги, огородная тачка, похоже, этот сарай использовался садовником. Старый велосипед, еще какая-то рухлядь. Ага, вот и ворота, закрыты изнутри на тяжеленный деревянный засов. Да какой это засов, это целое бревно, вставленное в железные скобы. Потушив зажигалку, я набрала побольше воздуха и уперлась в бревно.
Сантиметр за сантиметром я продвигала его сквозь скобы.
– А! Мама! – бревно, выскользнув из очередной скобы, вырвалось у меня из руки и застряло носом кверху, другим концом зарывшись в солому.
Подергав его и убедившись, что его заклинило намертво, я разрыдалась. Сколько усилий, и все коту под хвост.
Я стояла на коленях, повиснув на ручке двери и плакала. Немного успокоившись, стала подниматься. А что это за ручка? Присмотревшись, я стала рыться в карманах, ага, вот, «Ронсон» безотказно вспыхнул.
Калитка! В воротах была калитка! Так, так, так, как она открывается? Судьба снова нам улыбнулась. Обычный железный крючок, хоть и здоровенный, легко открылся. Выглянув наружу, я ощутила запах вожделенной свободы.
Скрутив в узел безрассудное желание
Глава 17
Когда я вошла, Ползунов пыхтя и отдуваясь полз по-пластунски в сторону сарая. Увидев мои ноги, он обессиленно растянулся на полу.
– Ну наконец-то! Куда ты провалилась? Я думал, тебя там прикончили уже.
– Ври, да не завирайся! Небось думал, что я сама смылась, а тебя бросила.
– Точно, – честно признался он, вздохнув.
– Свинья ты неблагодарная.
– Но, но, не очень-то. Не забывайся.
– А что, ваше миллионерство? Зарплаты лишите или не позволите вашу драгоценную тушу наружу вытащить? – зло съязвила я. Корячишься, корячишься, работаешь за двоих, а этот паразит вместо благодарности еще всякими оскорбительными домыслами сыплет.
Ползунов заерзал.
– Ну, ты, это, прости. Перенервничал я, да еще все болит, не лечь, не встать. А вообще ты супер, другая бы на твоем месте нытьем извела. Сидела бы и выла, как корова, палец о палец не ударив. Спасибо, что не бросила.
– Ладно уж, – подобрела я. – Вставай, пошли. Я выход нашла.
Легко сказать вставай. Встать-то он как раз и не мог. Тащить его тоже сил не было. Как быть? Помолчав, Василий Никанорович твердо сказал:
– Беги, бросай меня и беги. Видно не судьба.
– Очень драматично! Поумней ничего не придумал? – храбро выпалила я, хотя помирать тут с ним за компанию совсем не хотелось.
Мрачно шаря взглядом по сараю, я увидела садовую тачку, почти новую, на трех резиновых колесах, с удобной железной ручкой.
– Погоди! – Я вскочила и помчалась за тачкой.
Тачка была на ходу. Когда я выглядывала наружу, то заметила, что дом стоит на холме, значит, катить придется под уклон.
Ползунов поняв, что я собираюсь делать, уперся, как баран.
– Спятила, что ли! Не буду я, как навоз, в тачке трястись! Да я со стыда сгорю! Лучше здесь сдохну.
Потратив еще минут пятнадцать на препирательства, мы, наконец, загрузились. Кое-как вытолкав садовую тачку с униженным и беспомощным олигархом за дверь, я набрала побольше воздуха в легкие и толкнула ее с горы.
Тачка, весело подскакивая на кочках, катила вниз по склону. Олигарх тоже подскакивал. Правда, совсем не весело. Он безостановочно ругался, выражения поражали своим разнообразием, свежестью эмоций и неиссякаемостью.
Вместе с ним в тачке подскакивали четыре бутылки минералки, багет, головка сыра, связка бананов, нарезка ветчины и банка маринованных огурчиков. Уп-с.
Вопль взбешенного пассажира возвестил о прощальном сальто, сделанном банкой на особенно чувствительной кочке. Это событие, видимо, окончательно добило Василия Никаноровича. Он сидел в садовой тачке избитый, чуть живой, с багетом под мышкой, залитый огуречным рассолом по самые уши, в зад ему врезались осколки проклятой банки.