Мой голландский миллиардер - 3
Шрифт:
Это была любовь, это всё ещё любовь между ним и Серенити.
Любовь в самом глубоком и чистом её проявлении, и теперь, когда он понял насколько глупым и упрямым он был, всё стало так чертовски очевидно.
Только два любящих сердца в силах понять друг друга по одному лишь взгляду, прикосновению, не проронив и слова.
Только влюблённые могут быть так преданы друг другу, чтобы настолько беспрекословно подчиняться каждому слову, как это делала Серенити, или так отчаянно желать защитить её, как это делал Виллем.
Он любил её, а она любила его.
Но он оттолкнул её.
Причинил ей боль.
В своём высокомерии
Как чёрт возьми, он мог так поступить с ней?
Как чёрт возьми, он может заставить её поверить, что всё, что он сказал было неправдой?
Как чёрт возьми, он сможет завоевать её любовь вновь?
Глаза Виллема медленно закрылись.
Звук её рыданий врезался в его сознание.
Пожалуйста. Пожалуйста подожди. Пожалуйста скажи мне.
Он позволил её умолять, ушёл не смотря на то, что она рухнула на пол от боли.
Грудную клетку вновь сдавило, и казалось, будто рёбра вот-вот затрещат вновь.
Мне жаль, Серенити.
Мне жаль, моя любовь.
Как мне жаль.
ЧАСТЬ 3
Восемь месяцев спустя после событий второй книги.
Рутина вновь пришла на помощь Серенити. Как студент первого курса нового отделения Университета Кристопулоса, она быстро привыкла к шаблонности своих дней, и была совсем не против этого. С утра до обеда у неё проходили занятия, а затем, она спешила на свою работу, где проводила остаток дня. Выходные она проводила дома, или же с подругой Уиллоу, которая сейчас была замужем за греческим миллиардером Ставросом Манолисом.
У неё был очень организованный образ жизни, и ей это очень нравилось.
Всё бы ничего, если бы Антон не заставлял её испытывать неловкость своим навязчивым вниманием.
Антон был участником того же книжного клуба, который посещала и Серенити, и с самого её первого занятия, пытался сблизиться с ней. У него был средний рост, и не менее посредственная внешность. По правде говоря, он не выделялся абсолютно ничем, и поэтому Серенити решила, что ей с ним довольно комфортно. Он был самым заурядным, что было абсолютной противоположностью Голландского миллиардера, что помогало ей в нелёгком деле забыть его, в чём она пока ничуть не преуспела. Серенити была благодарна ему, когда он предложил свою дружбу, и плечо для поддержки. Будучи до трогательности невинной и не имея достаточного опыта в общении с мужчинами, она слишком поздно осознала, что предложенная парнем дружба, в конечном итоге приведёт ни к чему иному, как к его желанию завести с ней более интимные отношения.
— Ты не против, если я проведу тебя до общежития? — Спросил Антон, когда президент клуба окончил встречу, и народ начал покидать зал. Он напрягся всем телом, в ожидании отказа, но когда Серенити буквально на долю секунды усомнилась, он тут же воспрял духом, значит ещё есть надежда, что великолепная Серенити Роли скажет ему «да».
— Только проведу, — настаивал он, преграждая ей путь. Он понимал, что поступает нечестно. С самого начала, невинность Серенити была очевидной и неоспоримой, он разузнал, что она училась в школе-гимназии исключительно для девочек. Он понимал, что стоит дать ей больше пространства, но попросту не мог. Антон точно знал, что как только отступит, другой парень –
Серенити неуверенно покусывала губу.
— Только проведёшь?
Он с небывалым рвением кивнул.
— Всего лишь прогулка, — он мысленно скрестил пальцы. — Клянусь, — как и Серенити, он был чистокровным американцем, чему был несказанно рад, потому что знал, это одна из причин, по которой Серенити так комфортно рядом с ним.
— Ну хорошо, — наконец ответила она.
Антон мысленно взмыл вверх победный кулак – «Да!»
Когда они шли рядом, Антон заметил враждебные и ревностные взгляды всех парней, и еле сдержался, чтобы не растянуться в самодовольной улыбке. «Сдохните все от зависти», — ехидно думал он. Никто из них не знал Серенити так, как он, и Антон собирался приложить все усилия, чтобы так всё и осталось.
Намеренно замедляя шаг, чтобы выиграть побольше времени рядом с Серенити, он стал рассказывать ей забавные истории о своей семье. Впервые встретив её, он постарался впечатлить девушку богатством и социальным статусом своей семьи, и это оказалось огромной ошибкой. Он заметил, как она стала более учтива, но тут же отстранилась, и при следующей встрече, Антон в отчаянии решил поменять тактику, взболтнув первое, что пришло на ум.
— Когда я нервничаю, начинаю выпускать газы. Это знает только моя семья, и вот теперь ты.
Как только слова слетели с его уст, Антон пришёл в полный ужас и оцепенение и почувствовал себя таким ничтожеством. Он ждал, что Серенити расскажет это всему классу, и он бы не стал её винить в этом.
Но она не стала.
Вместо этого она пропела своим сладким, нежным голоском:
— Похоже, у вас в семье очень тёплые отношения, — но в её словах было столько тоски, что он решил, если рассказывать ей истории о своей семье, она останется с ним навсегда. Это было словно «Шехерезада и султан», только на этот раз он был рассказчиком, которому нужно было развлекать королеву.
Даже сейчас Серенити казалась не уставшей от обыденных рассказов о его семье. На протяжении всей прогулки, Антон не забывал держать дистанцию, так как заметил, что Серенити не любит, когда её касаются представители мужского пола. Когда он сделала это наблюдение, пришёл к выводу, что это потому, что она невинна. Да и в конце концов, раньше она была помощником Виллема де Конаи, и её, видимо повсюду сопровождала охрана миллиардера, как младшую сестру его невесты Шейн.
«А что, если сюда приедет Голландский миллиардер, и Серенити передаст ему всю болтовню о его семье?» — Думал Антон. — «Что, если миллиардер не одобрит его? Что же тогда делать?»
Антон мысленно покачал головой. «Неа». Даже, если Голландский миллиардер приедет, он не сможет не в чём его обвинить. Он не был замечен в каких-то злодеяниях в Греции, да и славы плейбоя тоже не возымел. И даже, если Виллем де Конаи пожелает, чтобы Антон теперь женился на Серенити, он будет более, чем польщён, и с радостью выполнит его желание.
Он взглянул на Серенити.
Она взглянула на него в ответ, её глаза были всё так же спокойны, с налётом грусти, таившейся в глубине её небесно-голубых глаз.