Мой голландский миллиардер - 3
Шрифт:
— Ни тогда, когда мы занимались любовью, — его голос звучал невыразительно. — Ничего такого я не почувствовал. А когда понял, что она действительно любит меня, я знал, что должен уйти. Осознавал, что она возненавидит меня думая, что оставил её потому что не любил, но по крайней мере, она сможет двигаться и продолжать жить дальше, — Виллем сделал ещё один глубокий вдох. Он прекрасно понимал, что сейчас исповедуется практически незнакомым людям. Он не мог позволить себе таких откровений со своими братьями и сёстрами. Ведь для них он должен быть исполином, неприступной крепостью.
Но перед
Он должен был излить то, что у него грузом лежало на сердце, только чтобы убедиться, правильно ли он поступил с Серенити.
— Если бы она узнала правду, было бы ещё хуже, — хрипло продолжил он. — Если бы только знала, что я хотел любить её, но не смог, — он судорожно сглотнул. — Она бы никогда не перестала винить себя. Не научилась бы любить себя. А я просто не мог этого вынести, — Виллем медленно опустил голову. — И я ушёл.
Смутно он слышал рыдания жены греческого миллиардера, за что он вовсе не мог её винить. У него и правда была абсолютно никчёмная жизнь в сравнении с той, которой жили они с мужем.
Виллем прикрыл глаза, и боль пронзила его голову, разрываясь изнутри на тысячи мелких осколков, когда он вспомнил последний раз, когда видел Серенити.
Пожалуйста.
Пожалуйста подожди.
Пожалуйста.
Я не понимаю.
Пожалуйста. Просто скажи мне.
Вспомнил как жесток и формален он был, как скорее желал уйти домой, чтобы не видеть страданий своего ангела, ребёнка, который на его глазах вырос в самую прекрасную девушку.
В этом и проблема, мисс Роли.
Не Сири, не ангел, и даже не Серенити.
Вы думали, что я люблю вас.
— Могу я предложить совет, де Конаи?
Виллем силой заставил себя взглянуть в глаза другого миллиардера.
— Если считаешь это нужным.
— Думаю, это просто жизненно необходимо, — мрачно признался Миколас. — Ради твоего же блага.
— Тогда, продолжай, — максимально вежливо отозвался Виллем.
Миколас посмотрел на жену. На мгновение он вспомнил агонию, которую испытывал, когда смертельно её обидел. Вспомнил тот душераздирающий страх, что уже слишком поздно, и он ни за что не сможет вернуть её назад.
Он не пожелал бы подобного даже врагу, и хоть де Конаи и был высокомерен, словно чёрт, но Виллем не был его врагом, и соответственно не заслужил участи гореть в аду.
— Тогда мой совет следующий, де Конаи, — он сделал паузу, прежде чем отчётливо продолжить. — Идиот. Ты полнейший идиот, потому что отвернулся от своей второй половинки.
— Ты что не слышал, что я сказал? — Яростно прошипел Виллем. — Это было совсем не то, что у вас с женой. Это не было похоже ни на что из того, что я видел.
— Ты ничерта не знаешь о любви, не так ли?
Если бы не бархатный голос Вельвет, он бы точно обиделся на сказанное. Но сейчас, он только устало покачал головой.
— Ты американка, и должно быть ничего не слышала о моих родителях. Но в молодости, о них говорили, как об одной из самых романтичных пар того времени. Тебе стоит только прочесть о них несколько статей тех лет. Все они будут
В ответ Вельвет покачала головой.
— Вы правы, я не знаю ваших родителей. И скорее всего, они и правда были влюблены, как вы и говорите. Но также точно, я не знаю вас. Но с уверенностью могу заявить от чистого сердца, что вы совсем ничего не знаете о любви.
Она взглянула на мужа в немой мольбе, а тот был не в силах ей отказать, делая для него невообразимую вещь – давая советы о любви.
— Я прекрасно знаю твоих родителей, де Конаи. И также их репутацию, — он сделал паузу, а затем продолжил. — Тогда и сейчас, — когда челюсть голландского миллиардера напряглась, он понял, что задел за живое, как и рассчитывал.
Взяв жену за руку под столом, он попытался подыскать самые подходящие слова, чтобы объяснить чувства, которые испытывает к ней.
— Наша любовь с Вельвет, словно удар молнией. И основываясь на том, что я знаю о твоих родителях, с ними случилось тоже самое. Но это не единственная существующая форма любви, — ещё крепче сжимая руку жены, он продолжил. — И если тебе интересно, я считаю тебя счастливчиком. Ты повстречал женщину, с которой тебе суждено быть, довольно в раннем возрасте. У тебя было больше лет, чтобы провести вместе с ней, любить её. И да, возможно это случилось не молниеносно, но это не значит, что ты не любил – не любишь её. Это может означать только то, что ваша любовь расцветала постепенно, но от этого ваши чувства не становятся менее мощными, — голос Миколаса стал тихим и полным сожаления, потому что знал, что это может быть самой огромной ошибкой голландского миллиардера. — Это может быть не удар молнии, не брызги шампанского, или безграничное притяжение, по простой причине – то, что имели вы было больше. То, что было между тобой и той девушкой – любовь в самом глубоком и чистом её проявлении.
Виллем в одиночестве брёл по прибрежной линии частного пляжа «Mageia». На горизонте просыпался рассвет яркими перьями разрезая темноту ночи. Он шёл и шёл, не замечая всех красот вокруг себя, не слыша убаюкивающей серенады плещущихся волн.
Он бродил, чтобы избавиться от воспоминаний, которые мощными толчками пытались вырваться из его груди. Но казалось невозможным забыть, Виллем упал на колени, и опустив голову так отчётливо почувствовал хруст рёбер.
Воспоминания вырвались наружу, змеями проникая в его мозг, наполняя его своим ядом, заставляя чувствовать.
Серенити.
Его Сири.
Его ангел.
Он увидел её четырнадцатилетнюю с широко раскрытыми глазами, и такую настороженную при первой их встрече.
Затем он увидел её в школе, когда он в первые он осознал, что с той самой поры, на счастье или на беду, она станет частью его жизни.
«Тогда ли это всё началось?» — Виллем тупо задался вопросом.
Возможно. А быть может и нет. Но единственное, что точно знал Виллем, Миколас Саллис был прав.