Мой инсульт был мне наукой. История собственной болезни, рассказанная нейробиологом
Шрифт:
Я должна признать, что растущая пустота в моем травмированном мозгу была страшно соблазнительна. Я с радостью приняла то облегчение, которое принесло умолкание непрерывного щебета, обеспечивавшего мою связь с тем, что я теперь воспринимала как ничтожные подробности жизни в обществе. Я с энтузиазмом обратила внимание внутрь, на ритмичный шум триллионов бесподобных клеток, работавших прилежно и синхронно, поддерживая мое тело в устойчивом состоянии гомеостаза. По мере того как кровь изливалась мне в мозг, работа моего сознания замедлилась и свелась к умиротворяющему и приятному ощущению, охватывавшему весь заключенный во мне огромный и удивительный мир. Я чувствовала одновременно и восторг, и смирение перед тем, как каждый миг усердно трудятся мои маленькие клетки - только для того, чтобы поддерживать
Впервые в жизни я по-настоящему чувствовала себя единым целым со своим телом как сложной конструкцией, состоящей из живых, деятельных организмов. Меня наполняло гордостью сознание того, что я представляю собой сгусток клеточной жизни, порожденной разумом одного-единственного молекулярного гения! Я с радостью приняла возможность выйти за рамки своего обычного восприятия, уйти от жестокой боли, которая продолжала неотступно пульсировать в голове. Когда мое сознание окончательно погрузилось в это состояние покоя и благодати, я почувствовала себя бесплотной. И пусть я не могла избавиться от пульсирующей боли в голове, эта боль не лишала меня сил.
Пока я стояла под душем и вода колотила меня по груди, в моей грудной клетке возникло ощущение покалывания, которое быстро разошлось вверх и дошло до горла. Вздрогнув, я внезапно осознала, что моя жизнь в опасности. Вновь оказавшись в окружающей действительности, я сразу оценила, как ненормально работают системы моего организма. Твердо решив понять, что происходит, я стала активно рыться в багаже собственных знаний, чтобы поставить себе диагноз. Что происходит с моим телом? Что случилось с моим мозгом?
Хотя то и дело прерывавшийся поток нормальных когнитивных функций делал меня почти недееспособной, каким-то образом мне еще удавалось заставлять тело выполнять то, что нужно. Я вышла из душа, чувствуя, что мой мозг как будто опьянел. Я с трудом держалась на ногах, ощущала тяжесть во всем теле и двигалась, прилагая немалые усилия, в сильно замедленном темпе. Что это я пытаюсь сделать? Одеться, одеться, чтобы идти на работу. Я машинально копалась, выбирая одежду, и к 8:15 была готова ехать на работу. Шагая по квартире, я думала: „Ну ладно, я еду на работу. Я еду на работу. А я знаю, как добраться до работы? Смогу ли я вести машину?“ Пока я мысленно представляла себе дорогу до больницы МакЛейна, меня в буквальном смысле толкнула моя правая рука, которая повисла полностью парализованной. И тогда я все поняла: „О черт, да ведь у меня инсульт!“ И в следующее мгновение у меня в сознании промелькнула такая мысль: „Надо же, как круто!“
Я почувствовала себя в каком-то особом эйфорическом ступоре, а мое настроение, как ни странно, улучшилось, когда я поняла, что это неожиданное погружение в тонкости работы собственного мозга на самом деле имело физиологическое основание и объяснение. В голове продолжала вертеться мысль: „Ну надо же! Много ли ученых имеют возможность изучить работу собственного мозга и развитие психических нарушений изнутри?“ Вся моя жизнь была посвящена тому, чтобы самой разобраться, как человеческий мозг формирует восприятие реальности. И вот мне самой довелось пережить такой замечательный инсульт. Конечно, это будет мне наукой!
Когда у меня парализовало правую руку, в ней как будто взорвалась ее жизненная сила. Обвиснув, она ударила меня в бок. Это было удивительно странное ощущение. Я чувствовала себя так, будто мою руку отсекли гильотиной.
Будучи нейроанатомом, я осознала, что у меня повреждена моторная кора, и поняла, что мне еще повезло, когда через несколько минут омертвение правой руки немного ослабло. Когда в руку стала возвращаться жизнь, в ней тут же началось жуткое пульсирующее покалывание. Я чувствовала себя слабой и больной. Казалось, рука полностью лишилась своей внутренней силы, хотя я и могла орудовать ею, как обрубком. Мне было интересно, вернется ли она когда-нибудь в нормальное состояние. Взглянув на свою теплую уютную кровать с водяным матрасом, я почувствовала,
Вздрогнув от этого зловещего прозрения, я оценила серьезность своего положения. Хотя я и была поглощена сознанием необходимости срочно организовать собственное спасение, другая часть моего сознания продолжала наслаждаться эйфорией собственной иррациональности. Я переступила порог спальни и, увидев в зеркале свое отражение, на мгновение остановилась, чтобы глубже постичь свое состояние в надежде понять, что мне делать. Мудрость моего гаснущего разума твердила, что мое тело со всем великолепием его биологического устройства было доставшимся мне драгоценным и хрупким даром. Мне было ясно, что оно функционирует как своего рода портал, через который энергия моего „я“ может излучаться в окружающее трехмерное пространство.
Клеточная масса моего тела обеспечила меня изумительным временным пристанищем. Мой поразительный мозг умел суммировать в буквальном смысле миллиарды триллионов бит данных обо всем на свете, формируя мое трехмерное восприятие окружающего, которое при этом не только выглядело цельным и реальным, но и создавало ощущение безопасности. Я бредила, меня завораживала эффективность этой биологической матрицы, определявшей мою форму, я испытывала трепет перед простотой ее устройства. Я воспринимала себя как сложный комплекс динамичных систем, набор переплетающихся клеток, умеющих сводить воедино пеструю смесь сигналов об окружающем мире, поступающих от органов чувств. И когда все эти системы работали правильно, они естественным образом формировали сознание, способное нормально воспринимать окружающую действительность. Я удивлялась, как могла провести так много лет в этом теле, в виде этой формы жизни, ни разу толком и не осознав, что была здесь всего лишь гостем.
Но даже в этом состоянии собственное „я“ моего левого полушария продолжало вызывающе верить, что, хоть я и переживаю тяжелое нарушение психики, моя жизнь остается в безопасности. Я оптимистично верила, что смогу полностью восстановиться после событий этого утра. Испытывая некоторое раздражение по поводу непредвиденного нарушения рабочего графика, я полушутя повторяла про себя: „Ну ладно, хорошо, у меня инсульт. Да, у меня инсульт… но ведь я очень занятой человек! Хорошо, раз я не могу избавиться от этого инсульта, тогда ладно, пусть это займет у меня неделю! Я узнаю все, что нужно, о том, как мой мозг формирует восприятие реальности, а затем, на следующей неделе, наверстаю график. Так, а что я сейчас делаю? Я зову на помощь. Мне нельзя отвлекаться, я должна позвать на помощь“.
Глядя на свое отражение в зеркале, я взмолилась: „Запомни, пожалуйста, запомни все, что ощущаешь! Пусть этот инсульт будет тебе наукой о нарушении собственных когнитивных способностей“.
Глава 5
Организация моего спасения
Тогда я еще не знала, какого именно типа инсульт у меня произошел, но теперь мне известно, что врожденная артериовенозная мальформация (АВМ), разорвавшаяся у меня в голове, продолжала извергать немалый объем крови в левое полушарие. По мере того как кровь заливала высшие мыслительные центры моего левого полушария, я начала терять одну за другой такие драгоценные способности, как высшие когнитивные функции. К счастью, мне удалось вспомнить, что чем быстрее человека с инсультом доставят в больницу, тем благоприятнее прогноз. Но позвать на помощь было не так-то просто, потому что, как выяснилось, я почти не могла концентрироваться на этой задаче. Я поймала себя на том, что отлавливаю какие-то случайные мысли, которые пляшут в голове, то появляясь, то исчезая, и, как ни печально, я прекрасно понимала, что не в состоянии держать в памяти определенный план достаточно долго, чтобы его осуществить.