Третья моя книга, под двойным названием «Мой Ленинградский Горный. Табошар урановый» написана, также в поэтической форме и является логическим продолжением двух первых под общим названием «Размышления о былом». Здесь, как и в предыдущих двух книгах, фрагментарно описываются исторические события во времена царствования Петра I, Екатерины II и до нашего времени. Эти события так или иначе были связаны с Санкт-Петербургским (Ленинградским) горным институтом, жизнью страны в период до революции и после. Так сложилась судьба, что моя учеба в этом прекраснейшем высшем учебном заведении с его великолепным профессорско-преподавательским составом, воспитанном в лучших традициях русской, советской интеллигенции, проходила в знаменательные 60-е годы XX столетия. Это время развития научно-технического прогресса, первых полетов в космос, освоения Арктики, подъема энтузиазма и веры у большинства советских людей в светлое будущее своей страны.
Но это время и завершения «хрущевской» оттепели и начала эпохи «застоя». Это время появления «шестидесятников» и диссидентов, мечтавших о совершенствовании социалистического строя, а также время зарождения и расцвета бардовских песен Визбора, Высоцкого, Окуджавы, Городницкого и многих других. Эта книга о становлении атомной промышленности и создании первой атомной бомбы в СССР из урана, добытого в поселке Табошар Таджикской ССР, где после окончания института, волею случая, мне довелось работать и жить.
Книга посвящается всем преподавателям и выпускникам Санкт-Петербургского (Ленинградского) горного института.
С надеждой на благосклонное отношение к этой книге,Виктор Моисеев
Предисловие
Июль, 1971 год. Таджикистан. Поселок горный Табошар.Два года после института работал на секретном я объекте(А что было ранее в секрете – сейчас найдете в интернете).Прибыл инженером рядовым, а вскоре начальником отдела стал.Вызвал особист [1] . Я и он – одни в его мы кабинете.Несколько минут, изучающе смотря, молчит.Думаю:
«Зачем он вызвал, может, что я натворил?»А он, достав папку из стола, мне тихо говорит:«Ваше личное дело передо мной – его я изучил!Ты комсомолец, и в институте роль активную играл(Наверное, прочел, что комсомольским вожаком я в группе стал,Не знал, что я лишь с комсомольцев взносы собирал и их сдавал),И на стройке здесь неплохо ты себя зарекомендовал.Короче, нужен мне сотрудник тайный, и на тебя мой выбор пал».И далее продолжил он: «Подальше от сторонних глаз,Скрытно в парке будем с тобою мы встречаться,И на явке той расскажешь мне: какая обстановка там у вас,Не шпионит ли кто? А может, недоволен кто советской властью?Органам согласны тайно помогать? Да иль нет?Обеспечим Вам карьерный рост, услышав «Да»,А надумаете вдруг дать отрицательный ответ –В армию служить немедля Вас отправим мы тогда!»Он говорил, а меня мысль одна сверлила, и я все более краснел:«Ленинградский горный я закончил, и такое предложить мне смел!Там не учили на сексотов, и специальности такой я не имел».И вслух ответ ему такой же был. «Ну что ж!» – сказал он мне,И спустя месяц после разговора в ЗабВО [2] служить я загремел.Но это произошло намного позже, и поверну я время вспять.В Ленинграде я, и в Горный институт сюда приехал поступатьИ тогда не думал, и даже не мог предполагать,Что между добром и злом, говорить правду или лгать –В самостоятельной жизни мне предстоит неоднократно выбирать.
1
Особист – сотрудник особого отдела Комитета государственной безопасности СССР.
2
ЗабВО – Забайкальский военный округ.
1
Приезд в Ленинград и прогулка по Невскому
1963 год, мне 17 лет, июля месяца конец.От Лесогорской станции поезду сигнал отправки дали,На платформе вдогонку помахал рукой отец,И вот стою уж на Финляндском я вокзале –Без родителей, один, впервые в Ленинграде.Народом полон вокзальный зал,Сутолока, беготня, вокруг галдеж.Толпа внесла меня туда, и посредине встал:Куда далее идти, сперва и не поймешь.Решил: зайду вначале я в буфет,Возьму там пышек, кофе и конфет.Затем в киоске куплю карту Ленинграда,Город я не знаю – разобраться надо.Изучив карту, спустился на эскалаторе в метро.Впервые в нем, и сразу же понравилось оно.Не прошло пяти минут, и вот уж вышел из негоИ стою на Невском вблизи площади Восстания.Церковь Знаменская здесь находилась ранее,И эта площадь была такого же названия,Но церковь была снесена при Сталине,И здесь вход метро, в стиле соцреализма здание.
И памятник Александру III на площади стоял,Сам могуч и на богатырском коне он восседал.«Торчу здесь пугалом чугунным для страны», –Поэт Демьян Бедный про памятник этот написал.И царь, и конь большевиками также снесены.Площадь Знаменская известна еще и тем в стране,Что в 17-м году Февральская революция началась на ней.Демонстранты требовали «Хлеба!» и «Долой войну!»,А по ним из винтовок открыли меткую стрельбу.Более ста их там убито, а зачем и почему?Мирная демонстрация переросла тогдаВ две революции и гражданскую войну,И разрухою в стране была закончена она.Но эти мысли появились у меня намного позже.А сейчас насущней и важней вопрос совсем другой,И озабоченность эта написана на моей уж роже:Где Горный институт и как проехать до него?На автобусе, трамвае или, может, на метро?Вблизи старушка от меня стояла, седая дама,Вся в светлом, и на голове панама.Улыбнулась мне, давно как будто знала,И она меня расспрашивать вдруг стала:«Заблудились или не знаете, куда далее идти?Вижу, что не местный, не из Ленинграда.Может, нам, сынок, с тобою по пути?Я ленинградка, и помочь тебе я буду рада». –«Не могли бы мне любезно подсказать,Как Горный институт здесь, в Питере, найти?На геолога хочу учиться, решил туда я поступать». –«Пойдем, сынок, мне как раз в ту сторону идти.Видишь Адмиралтейства шпиль, похожий на иглу?Пойдем пешком по Невскому к нему,26-й трамвай до Института горного идет,Его там остановка, и туда тебя он довезет».По знаменитому проспекту неспешно двинулись вперед,А бабушка по пути рассказывать мне сталаПро здания красивые вокруг, а затем и про войну настал черед,И как она смогла выжить во времена блокады Ленинграда.Впереди появился горбатый мост через канал,На нем четыре скульптуры укротителей коней стоят,И уж на том мосту вопрос я бабушке задал:«Вы блокадница? И как смог устоять в блокаду Ленинград?» –«Да что рассказать о том времени, сынок?Дай Бог, чтобы войны никогда больше бы не был о.Выживал в блокадном Ленинграде кто как мог,А кто выжил, у того душа как будто бы застыла.«Заблудились или не знаете, куда далее идти?Вижу, что не местный, не из Ленинграда.Может, нам, сынок, с тобою по пути?Я ленинградка, и помочь тебе я буду рада».Блокады той 900 почти что днейОт холода и голода слились в одну сплошную ночь.Казалось, не будет ни конца, ни края ей,Заснуть хотелось побыстрей, уйти из жизни прочь.Вот только по мосту с тобой мы проходили:В блокаду на нем коней скульптуры не стояли,По осени 41-го их сняли и в Александровском саду зарыли,А мы военным их в землю прятать помогали.За помощь эту по 200 граммов хлеба черного нам дали,И этому подарку до слез мы были рады –Блокада наступила, и все тогда уж голодали.Но выстояли и врагу не сдали Ленинграда.Да что я о блокаде все да о блокаде.Смотри, какой красивый Ленинград!Как будто не был он во вражеской осаде,Торжественно красив и всем приезжим с миром рад.Вот Елисеевский известный магазин,За ним Пассаж, в Ленинграде он один,А слева торговый центр – Гостиный двор,При Елизавете был заложен, а при Екатерине уж построен он».Прошли еще немного, и появился, будто бы с небес сошел,Золотой купол, обрамленный многорядием колонн,И на него – мой сразу восхищения и восторга взор,Передо мною – Казанской иконы Божией Матери собор.
«Но почему нет на соборе православного креста?» –На миг остановясь, я бабушку спросил.«Музеем, а не храмом он при Советах стал», –Таков ответ ее со вздохом был.«Но не иссякает поток гостей и местных жителей к нему,И почитаем он сегодня, как и в седую старину,За убранство внутреннее храма и величественный внешний вид,За одухотворяющую атмосферу, что в нем всегда царит.Перечень событий, происходивших в нем, огромен.Царственные особы венчались в нем и давали верности обет.Кутузов-полководец внутри храма похоронен,И Чайковский-композитор после смерти здесь отпет.Воронихин-зодчий – из крепостных и не был итальянец,А созданный им храм похож на тот, что в Риме,Но по духу он православный, русский, а не иностранец,Любим он нами, и шедевром архитектуры признан в мире.А теперь, сынок, взгляни направо, –И на другой собор старушка указала.Он был разноцветным, пятиглавым,Храмом Спаса на Крови она его назвала. –Знаешь, почему сей храм воздвигнут здесь?» –Спросила бабушка, мне посмотрев в глаза,А я соврал, сказавши: «Да», – и покраснел аж весь.Неудобно мне признаться: его историю не знал тогда.Что неправду я сказал, она, конечно ж, поняла,И далее расспросами меня терзать не стала,Тем самым урок мне такта преподала,А помолчав немного, она вот что далее сказала:«Когда сей храм на месте смерти Александра II возвели,Собором Воскресения Христова его назвали,В народе же ему имя Спаса на КровиВ память о той трагедии навеки дали.Судьба храма совсем не была простой,Особенно в советское наше время.Да и разве быть могла она иной,Если у нас война объявлена Христовой вере.Хотели несколько раз его снести к очередной дате Октября,До войны он был складом овощей, а в блокаду – моргом.А немного позже театру отдан он под склад инвентаря,Но устоял от всех напастей храм и стоит поныне – слава Богу!А спустя семнадцать лет, как закончилась война,В храме бомбу неразорвавшуюся под куполом нашли,И одним сапером там геройски обезврежена она была,А затем взорвана под Пулково, от города вдали.Облегченно все в Питере вздохнули – храм спасли».Еще немного полюбовавшись храмом Спаса на Крови,Мы далее неспешною походкой по Невскому пошли.Впереди мост через канал. В зеленый цвет окрашен он.А за ним – четырехэтажный красивый дом.И, глядя на него, моя попутчица с улыбкой говорит:«Всем, кому дор ог Пушкин, хорошо известно это местоИ этот дом, где табличка «Невский, 18» с давних пор висит,Ведь поэт ушел отсюда на смертельную дуэль с Дантесом.Но нет, я не права! Он навсегда ушел в бессмертье!Напротив дворца князей Куракиных для себя его построилИх бывший крепостной, ставший богачом-купцом Котомин –Мол, смотри, каким я стал, и общества вашего теперь достоин».И далее про этот дом моя попутчица продолжила рассказ:«Хозяева его и назначение поздней менялись, и не раз,Но название «Дом Котомина» – такое осталось и сейчас.Во время проживания с семьею в Питере Пушкина-поэтаКондитерская Вольфа и Беранже находилась в доме этом,Где было кафе и товар в продаже колониальный разный,А сейчас магазин здесь книжный антикварный».По Невскому проспекту с бабушкой идя,По ее указу ворочал голову то туда, а то сюда,И куда ни кину взгляд – всё восторгало здесь меня:Набережные, мосты, дворцы, соборы и дома.
И про все, на что обращал внимание я,Интересно, живо повествовала мне она.И не заметил, как прошли проспект мы весь,У Адмиралтейства стали: трамвая остановка здесь.Какое-то время старушка задумчиво молчала,Тихонько рядом я стоял, ее думам не мешал,Но долго молчать мне неудобно стало,Решился и вновь вопрос я ей задал:«Ну зачем Вы так далеко меня сопровождали?По Невскому был долог путь, и Вы устали». –«Вы здесь поблизости живете?» – еще ее спросил,И растрогавший до глубины души ответ ее такой мне был:«Ты так похож на моего единственного сына,А он погиб при артобстреле города в блокаду,И, разговаривая с тобой, как будто вновь я с ним побыл а,А живу я там, где повстречались, и мне идти обратно надо».Вдруг из-за поворота, от Дворцового моста,26-й трамвай появился, искря, звеня.На ходу вскочил в него и встал сзади у окна,Помахал я бабушке рукой, и помахала мне она.И уж в вагоне вспомнил и покраснел я сразу от стыда,Забыл спросить, как звать, и поблагодарить ее тогда.Учась пять лет там, в Ленинграде, ее не встретил больше никогда.Но в благодарной памяти моей она осталась навсегда.
2
Знакомство в трамвае и его продолжение…
Я в трамвае. Сзади остаются сквер и Адмиралтейства шпиль,А слева – ах! – выплывает величественный с золотым куполом собор.«А как название его?» – пожилого мужчину рядом я спросил.«Исаакиевский», – с любопытством на меня взглянув, ответил он.Но вот и Исаакиевский собор остался позади,И снова я спросил того мужчину пожилого:«Не подскажете, когда у института Горного сойти?» –«Подскажу. Он на Васильевском, ехать еще долго».
Из-за поворота возникла площадь перед нами,В честь Труда после революции названа она(Оповещала табличка на профсоюзном здании),А следом открылись мост и водой искрящая Нева.И сразу заворожила своей державностью река меня,Гранитными набережными и дворцами, стоящими на них.Ими, как дорогими ожерельями, обрамлена она,А мы в трамвае как будто на небесах над ней парим.«Увидеть Париж и умереть!» – сказано поэтом Эринбургом, а не мною,И всем, кто это утверждает-повторяет, прошу глаза открыть:Разве сравнима речушка Сена с величавою Невою?!И говорю: «Увидев Питер, захочется не умирать, а жить!»И вот уж нас по Васильевскому трамвай несет,В глазах моих отблески солнца и теней,А в душе то орган играет, то соловей поет,Вообще, черт-те знает что творится в ней.В орденоносный Ленинградский горный институтПодам я скоро документы и буду поступать.Кто учился в нем, конечно же, меня поймут:Тогда многие в Союзе студентами его хотели стать.А еще был повод для улыбки на моем лице:Никто и никогда инженером не бывал в моей родне.А может быть, впервые среди нее удастся мне?И с мечтою этой лечу в трамвае, будто бы во сне.Но тут же радужный сон я оборвал,Когда пожилой мужчина рядом всталИ, по плечу слегка похлопав, мне сказал:«Приехали, наш институт», – и выходить из трамвая стал.И я за ним. Трамвай, скрипя, далее ушел,А передо мной во всей красе открылся он:Со скульптурами на портике и рядом подпирающих его колонн,Как будто из Афин на берегу Невы храм появился Парфенон.
И в этот храм науки горных и других шахтерских делПо ступенькам поднимаюсь и с волненьем открываю дверь.Находясь в трамвае, был еще тогда я нагл и смел,А в институт войдя, оторопь я ощутил теперь.Вокруг переклики, шум, толкотня, галдеж,Полно народа, большей частью молодежь.И где приемная комиссия, сразу не поймешь,Кажется, что в этой сутолоке ее и не найдешь.Но, пробравшись к большому стенду на стене,Мне, что нужно, нашел на нем и прочитал,Какие и когда экзамены сдавать и принимают документы где.И в лабиринтах института ту аудиторию искать я стал.Но несложно оказалось мне ее найти:Толпа будущих абитуриентов двигалась туда,И мне, конечно, с нею было по пути.Поднялся на второй этаж – и сразу же нашлась она.Это был большой и светлый зал.Зашел с другими и посередине встал.Столы напротив, члены комиссии сидят за ними,И таблички с названиями факультетов там же были.А мне с надписью «Геологоразведочный» нужна.Искал недолго, увидел ее я справа у окна,Но к ней очередь уже огромная была,От двери и до стола с комиссией тянулась она.Недолго думая, я также встал в ее конце.Очередь медленно, но все же двигалась вперед,И через несколько часов стоял я у стола, в его торце,Комиссии представить документы настал и мой черед.Две девушки и представительный мужчина между нимиВ комиссии приемной от геологического факультета были.Председатель присесть на стул, стоявший рядом, пригласил,А затем документы необходимые от меня он попросил.Их отдав, затих и своего сердца слышу лишь я стук.А он паспорт посмотрел и далее смотреть не стал.И с извиняющейся улыбкой говорит мне вдруг:«Для учебы на геолога еще год твой не настал». –«Но как же так? И с какой же это стати? –Покраснев, свой вопрос задал в ответ. –У меня неплохие ведь оценки в аттестате». –«Вам 17, а к нам принимают с 18 и старше лет.Ждите или заявление на другой подайте факультет».Я про себя подумал: «Больно нужен ваш совет!»Слезы навернулись, слов не нахожу, их нет.Стать геологом мечтал я столько лет – и вот ответ!Но нашел сил поблагодарить за их совет,И к выходу скорее, забыв про все на свете,Вдруг слышу, кричит мужчина мне вослед:«Забыли паспорт, аттестат – еще пригодятся документы эти».Вернувшись, с лицом сердитым их забралИ к выходу пошел, но перед дверями встал,Обернулся и вновь таблички прочитал:Восемь наименований факультетов насчитал.Что на геологоразведочный не поступлю – успел узнать,Среди остальных семи осталось выбирать.Какая специальность мне по душе могла бы стать?А перед родителями несостоявшимся студентом всегда успею я предстать.Может, на горняка или шахтера мне учиться?А вот маркшейдерский какой-то факультет…Или на геофизическом, может, мне остановиться?Но физику я плохо знаю, да и желания нет.А у экономического одни лишь девушки стоят,И оттуда то и дело слышен смех и гвалт.Неплохо бы туда, но ведь насмешкой буду у ребят,А вот на металлургический парней стоит отрядИ на тех девчонок, не скрывая, пялит взгляд.Мимо шел мужчина, но обернулся вдруг и встал,Посмотрели друг на друга, и его я сразу же узнал.Это он в трамвае института остановку подсказалИ, как с давним знакомым, разговаривать со мною стал:«Понял я еще, когда мы ехали в трамвае,Что в наш институт хотите поступать,И какой же факультет был выбран Вами?Иван Николаевич меня зовут, а Вас как звать?» –
