Мой любимый сфинкс
Шрифт:
– Я не занимался сексом. – Он притянул ее к себе и, как и в самом начале, зарылся носом в ее волосы. – Я занимался любовью. И теперь выражаю решительный протест, что ты не видишь разницы.
– Ага, ты только прикидываешься таким непробиваемым, а на самом деле ты тонкий, ранимый и теперь чувствуешь себя оскорбленным в своих лучших чувствах. – Она счастливо засмеялась и обняла его голову.
– Нет, я спокойный, невозмутимый и уверенный, – ответил он, хотя говорить было лень. Вот, если честно, совсем лень. – Меня друзья знаешь каким прозвищем наградили? Сфинкс.
– Может, – уверенно сказала Злата. – Я точно знаю. Ну надо же, а прозвище тебе подходит. Ты нежный ласковый Сфинкс. Но я не дам тебя в обиду.
Он посмотрел на нее и понял, что точно, не даст.
– Пить очень хочется, – сказал он жалобно. – А вставать сил нет. Совсем-совсем. Ты не знаешь, кто это меня так вымотал?
– Знаю. Я, – гордо ответила Злата, выскальзывая из его объятий и спуская ноги на пол. Он тут же испытал острое чувство потери. – Так что в порядке реабилитации и принесения публичных извинений я сейчас дам тебе попить.
Сходив в ванную за стаканом, она налила воды из пузатой зеленой бутылки, стоящей на прикроватной тумбочке, и протянула стреляющий пузырьками стакан лежащему Аржанову.
Придержав Злату за руку, он припал к стакану губами, в три глотка выпил всю воду, отбросил стакан куда-то в сторону молчаливо наблюдающей за их грехопадением медвежьей шкуры и притянул Злату к себе.
– Как твое отчество?
– Александровна. Моего папу зовут так же, как тебя.
– Так вот, Злата Александровна, теперь, когда мне не грозит умереть от жажды, я с удовольствием приму ваши извинения.
Хохоча, она упала на кровать рядом с ним. Все, что произошло с ней за эту неделю, вчера, сегодня, только что, было замечательно. И то, что ждало ее до наступления утра, заманчиво обещало быть еще лучше.
Она проснулась с ощущением счастья. Счастье было острым и сладким одновременно, как венгерский яблоковидный перец в банках, который в детстве она могла лопать не останавливаясь. Солнечный свет беззастенчиво заливал комнату, напоминая о ее ночном бесстыдстве и даря надежду на прекрасный летний день, в котором не могло быть ничего, кроме счастья.
Первоисточник этого счастья безмятежно спал рядом, раскинувшись на широкой, казалось, трехспальной кровати. Спал…
Злата схватила мобильный телефон и посмотрела на часы на экране. Пятнадцать минут девятого. Но он же никогда не спит дольше, чем до шести утра! Короткая паника вскинулась из глубин желудка, хватая за горло, и тут же улеглась обратно, свернувшись шершавыми кольцами до следующего раза. Поводов для нее не было никаких. Аржанов действительно спал. Его грудь мерно вздымалась в такт дыханию. Даже во сне он выглядел надежно и основательно. Злата вспомнила, как вчера собиралась не давать его в обиду, и засмеялась над собой. Он не нуждался ни в чьей защите. Даже во сне.
Ее смех колокольчиком прозвенел в тишине комнаты, прерываемой лишь шелестом летнего утра за приоткрытым окном. Проснувшись от этого смеха, Аржанов сонно посмотрел на нее и широко улыбнулся, узнавая.
– Доброе утро. – Колокольчик прозвенел снова, приветствуя его, и в ответ он молча притянул Злату к себе.
– Ты знаешь, сколько времени? – осведомилась она, когда они оба приобрели способность говорить.
– Понятия не имею, – беззаботно ответил он, чувствуя приятную истому во всем теле.
– Без пятнадцати девять. А кто-то еще жаворонком прикидывался. Мол, я никогда не встаю позже шести утра. Наглый врун и обманщик.
– Правда, странно, – слегка удивился он. – Я даже в новогоднюю ночь до стольки не сплю. Но это ты виновата. Измотала меня вчера, вот я и отрубился.
– Что-то ты с утра на измотанного не похож. – Она поцеловала его в нос и с головой нырнула под огромную белоснежную махровую простыню, под которой они спали вместо одеяла.
– Ты куда? – осведомился он.
– Хочу проверить, насколько ты измотан. Или опять нагло врешь.
Проверка увлекла их обоих минут на пятнадцать. Затем, тяжело дыша, Аржанов перекатился на спину и удовлетворенно заметил:
– Если так пойдет дальше, то следующим трупом на этой базе стану я.
– Думаешь? – усомнилась Злата.
– Даже не думай об этом. – Он ловко вывернулся из ее маленьких ручек и встал с постели. Она невольно залюбовалась его обнаженным телом, на котором не было ни капли лишнего жира. Лишь бугрились и переливались мышцы, не как у культуриста, конечно, а как у человека, поддерживающего себя в отличной спортивной форме. – С виду маленькая такая, а аппетиты… Я, кстати, сразу это понял. Это твое несоответствие внешнего облика внутреннему содержанию меня страшно заводило с той минуты, как я тебя увидел. И прекрати меня разглядывать так бесстыже! Меня это возбуждает.
– Я не против, – пробормотала Злата, покраснев. Ее бесстыдство, явившееся для нее самой полной неожиданностью, ее слегка смущало. – А в чем у меня несоответствие облика и содержания?
– Ты выглядишь скромницей. Чуть ли не монашкой. А в глазах чертики и обещание пламени, в котором можно сгореть без остатка. Контраст такой разительный, что тянет попробовать, причем желательно тут же, не сходя с места. Я думал, что за эту неделю с ума сойду. Ты потрясающая женщина, Злата! Таких нет больше!
– Так уж и нет… – Комплимент ее и смутил, и обрадовал. Никогда раньше ни один мужчина не говорил, что она в постели огонь. Да она, если честно, и не считала себя огнем. Так, отсыревшими спичками, которыми с пятой-шестой попытки можно разжечь небольшой костерок в лесу. А тут надо же, чертово пламя! Что бы бабушка-то сказала?
Лежать одной было скучно. И как только она провела тут в полном одиночестве столько ночей? Эта кровать была явно рассчитана на двоих. Правда, в ее случае – при условии, что вторым будет обязательно Александр Аржанов. Стоя у кровати, он внимательно смотрел на нее.