Мой любимый враг
Шрифт:
— Ой, Люб, как же я виновата.., — не унимается женщина.
— Зин, какой же ты грех на себя взяла, — растягивает мать, сочувствуя ей, отчего начинаю задумываться о смысле их слов.
Мама знает, что женщина по имени Зина в чем-то виновата. Но как она может знать, в чем, если мы вчера только приехали? Внезапно меня осеняет:
— А кто ваша мама? – спрашиваю у мужчины, который не отходит от нас с Тимуриком далеко.
Мужчина держит паузу. Ему будто не хочется рассказывать всю правду. Это не опасение за нас. Это ему не хочется
— Вы правильно подумали…
После его слов во мне проснулся очередной зверь.
— Убирайтесь отсюда, — шиплю на мужчину, вставая вместе с Тимуриком с кровати и наступая на него. Только сын на моих руках останавливает меня от нанесения новых ударов.
— Успокойтесь, — пытается вразумить меня мужчина, которого, кажется, зовут Андрей. – У вас ребенок на руках.
Несмотря на появившуюся решительность в голосе, он начинает отступать назад. Оба понимаем, что второй раз с кулаками на него я не кинусь. Но настрой у меня решительный, злость еще не прошла после его падения на моего ребенка. Поэтому Андрей не желает спорить со мной. А просто слушается и пятиться назад.
От моего выпада даже мама со своей одноклассницей Зиной прекращают обниматься. Мама с опаской озирается на меня, но постепенно отходит к стене и встает вкопанной. Виновница в смерти моего племянника только внимательно смотрит мне в глаза.
— Идите отсюда! Чтобы больше нам на глаза не попадались! – начинаю кричать, разбудив при этом Тимурика.
— Тише, — выставляет руки вперед женщина, пытаясь или меня, или Тимурика успокоить. – Мы уйдем. Только ты не нервничай. Ребенка еще больше напугаешь.
— Вам ли что-то говорить о детях.., — цежу сквозь зубы, показывая всю ненависть, которая зародилась во мне сразу после того, как я узнала о трагедии.
— Не дерзи, — вступается за свою мать Андрей, хотя делает это в спокойном тоне, без «наездов». – Мы уйдем. Но если что-то нужно будет, мы слева от вас. В двухэтажном доме.
— Мне от вас ничего не нужно, — отрицательно качаю головой, готовая наброситься на них с кулаками.
Женщина буквально скукоживается от моего взгляда. Это понимает ее сын, поэтому берет мать под руку и просто выводит из дома, напоследок кинув в меня свой пристальный взор. В его глазах нет ненависти ко мне. Но тот факт, что он тоже настроен воинственно – Андрей не даст в обиду мать – я понимаю и принимаю. Будто в войну с ним сейчас вступаю.
— Ты озверела что ли? – верно подмечает мать, когда мы остаемся в доме одни.
— Озвереешь тут…
Мне остается только удрученно осмотреть дом, в котором придется жить какое-то время. Свет теперь есть везде. Здесь даже небольшой телевизор. Рабочий, подключенный к общей антенне, которая показывает всего два канала. Воспоминания из детства вихрем проносятся в голове. Но от всего отвлекает Тимурик, который уже не просто плачет, а кричит.
— Он, наверное, есть хочет, — предполагает мать, принеся из
Из нее она вынимает смесь и бутылочки, которые пусты. Лишь в одной есть совсем немного воды. Нужно подогреть хотя бы ее, но негде. Пока печь затопишь, Тимурик себе грыжу накричит.
— Я пойду, попрошу теплой кипяченой воды, — говорит мама уже на выходе из дома.
Словно рысь подлетаю к ней и перекрываю выход:
— У кого ты пошла просить?! – прекрасно зная на это ответ.
Мама от такой реакции чуть бутылочку не выронила.
— У Зины и попрошу, — немного испугавшись, но все же твердо проговаривает она.
— Не смей к ним ходить, — не узнавая себя, грожу ей. – Не вздумай заискивать перед ними.
— Катюш, ты спятила? – смотрит на меня мать, раскрыв широко глаза. – На дворе ночь почти. У тебя ребенок голодный. Молока нет. Воды нет! Ты мать или не мать?!
— Это ты меня сюда затащила.., — хочу возразить матери, что не по собственной воле я здесь, но тут же до меня доходит. – Постой… Ты знала! Ты знала, что они здесь в соседях! Поэтому ты притащила меня сюда!
Мама не успевает ничего сказать, как раздается громкий стук в дверь. Тут же она открывается и на пороге возникает Андрей. У него в руках ведро с водой и электрический чайник.
— Вот, — ставит он на стол, который стоит в проходной комнате от входа. – В чайнике кипяченая вода. Еще теплая. Я хотел мать чаем напоить, но она не захотела.
— Ты принес нам свой чайник? – спрашивает мама. – А сами как же?
— У нас есть простой. Для плиты.
Он даже не смотрит в мою сторону. Быстро проговаривает, отворачивается и уходит.
Чувствуя собственную никчемность, злая на проявившуюся агрессию, вручаю матери Тимурика:
— Возьми. Я сейчас.
— Катюша, ты куда?! – кричит мама вслед.
Она боится, что я пойду за Андреем и устрою очередной скандал. Но я этого не сделаю. Мне нужно просто вырваться отсюда. Эти стены давят сейчас на меня. Понимая, что я просто бессильна перед обстоятельствами, что не смогу с гордостью вылить воду, поскольку мой сын останется без еды, готова разрыдаться.
И я реву. Реву, пока бегу по дороге вдоль посадки, не смотря себе под ноги. На улице давно стемнело. В этом городе никогда не было нормального освещения, поэтому довольно быстро теряюсь. Выбежав к непонятному мосту, на удивление хорошо освещенному, практически кидаюсь на парапет.
— Стой, ты что?! – мужской крик из темноты.
Только покрутив головой и прищурившись, нахожу обратившегося ко мне человека. Это мужчина. Хорошо слаженный, высокий, в клетчатой рубашке, надетой на белую футболку и в светлых джинсах. Он бежит в мою сторону, а за ним компания из четырех человек. Парни и девушки отстают от него, а потом и вовсе останавливаются. Подбежав ко мне, мужчина начал слегка волнительно и быстро говорить:
— Зачем вы так?! Не надо. Оно того не стоит. Все образуется, вот увидите.