Мой марафон
Шрифт:
И он познакомился с дядей Шахмурзой, и они даже выпили бутылку вина. А я пил фруктовый напиток.
Назавтра мы были в Орджоникидзе.
Командировка продолжалась.
ТЁТЕЛ
— Я назову её Пашка,—сказала Лика.
— Почему? — спросил я. Вместо ответа Лика пропела:
— Черепашка, пашка, пашка...
Она пропела на мотив «Стеньки Разина» — папа научил её этой песне.
— Глупо,— сказал я.— Пашка — совсем людское имя. У нас во дворе есть Пашка. Знаешь? Здоровый такой. С ребятами играет в футбол, как
И тут я задумался. В самом деле, как назвать черепаху?
Нам её привёз дядя Володя, когда ездил на Каспийское море. Мама сказала, что и без черепахи у нас грязи хватает — мы с Ликой никогда не вытираем ноги, уж не говоря о Пери, нашей собаке. Но дядя Володя ответил, что, во-первых, некрасиво отказываться от подарка, а во-вторых, черепаха — самое чистоплотное животное на свете, после утконоса. Тогда папа сказал, что, поскольку на утконоса рассчитывать пока не приходится, мы, пожалуй, ограничимся черепахой.
Лика к этому времени уже затянула своё:
— Мама, ну мам... Возьмём...
Я немного ей подтягивал, и в конце концов мама согласилась. И вот теперь вопрос: как назвать черепаху?
— Никто не знает, как по-английски «черепаха»? — вдруг спросил папа.
Он слышал наш спор с Ликой. При этом папа почему-то поглядел на меня. Не может мне простить, что я полтора года занимался с учительницей и всё без толку. Даже двух слов не могу связать по-английски. А если мне не нравится? Может, я хочу геологом быть, а не англичанином. Я даже знаю, что раньше на Земле была кайнозойская эра и длилась она целых семьдесят миллионов лет. Вот здорово было!
— Так всё-таки? — повторил папа, не сводя с меня глаз.
Мы с Ликой молчали. Папа вздохнул, подошёл к книжной полке и достал словарь.
— Найди и прочитай,—сказал он мне. Я нашёл и прочитал.
— Тётл,— сказал я.
— Тётел! — крикнула Лика.— Очень красивое имя! Похоже на «дятел».
И она запела всё на тот же мотив:
— Тётел, дятел, черепаха.
Так наша черепаха получила имя.
Устроили мы её в коробке из-под маминых туфель. Положили туда веток, травы, поставили жестянку с водой. Одну стенку коробки я отогнул, чтобы Тётел могла выйти поразмяться, когда захочет.
Прошёл день, другой, и мы увидели, что черепаха ничего не ест и даже не пьёт.
— Может, она водяная? — сказал мой друг Витька.— Надо её в воду посадить и там кормить. Вы что, не знаете: каждое животное должно принимать пищу в привычной для него обстановке.
Прямо так и сказал, как будто из книжки. Витька умеет. Недавно я открываю ему дверь, а он мне с порога: «Триангуляция — основной метод построения на земной поверхности сети плановых опорных пунктов...» И всё одним духом. Иногда и слушать его не хочется. Но сейчас мы послушались Витьку, налили в таз воды и пустили туда черепаху.
Я спросил:
— А как мы узнаем — ест она в воде или нет?
— Нужно дать по счёту,—сказал Витька.
Мы дали по счёту: пять кусочков белого хлеба, четыре травинки, два капустных листа. Лика бросила прозрачную конфету — мы не успели её остановить.
— Дура! — сказал я.— Всё равно растает.
Потом мы оставили черепаху
В конце концов одна из гранат, которую я запустил в Витьку, угодила в таз. Я испугался, что мама будет ругаться, потому что недавно сама сшила эту подушку. Мы вынули черепаху, выплеснули воду, а подушку положили на открытое окно. Может, высохнет. А если пойдёт дождь, он её намочит ещё больше, и тогда я совсем не буду виноват.
Дождь и в самом деле пошёл, только намного поздней — когда меня уже успели отругать.
Шли дни. Тётел по-прежнему ничего не пила и не ела. Лика говорила, что Тётел худеет на глазах: у неё даже панцирь стал тоньше. Каждое утро мы бросались к коробке из-под туфель и видели одно и то же: кусочки хлеба, морковка, капуста, даже вода — всё оставалось нетронутым. Во дворе, когда её выносили гулять, Тётел тоже ни к чему не притрагивалась. Это точно: ведь мы с Ликой не сводили с неё глаз, да ещё нам помогали все наши знакомые. И кормить тоже помогали. Соседский Миша, он ещё меньше Лики, принёс на блюдечке сладкой манной каши — нарочно не доел, хотя бабушка его ругала изо всех сил. Но Тётел даже не подошла к блюдцу. Наташка с третьего этажа совала ей прямо в рот шоколадную конфету «Эстрада» — Тётел ни в какую. Димка притащил в кармане сосиску, и тоже зря.
— Ела? — спрашивала мама по утрам или когда возвращалась из магазина.
— Ела? — спрашивал папа, когда приходил из редакции.
— Ела? — спрашивал почтальон, когда приносил газеты.
— Ела? — вдогонку мне кричала дворничиха, когда я пробегал мимо неё, опаздывая в школу.
«Ела?.. Ела?.. Ела?..» — так и слышалось у нас в доме. И не только в доме. Во дворе и в классе каждый день ребята спрашивали то же самое. А однажды на улице меня даже остановил наш участковый и спросил.
Дядя Володя, который всё знает, и тот разводил руками.
Правда, сначала он предложил делать черепахе уколы витамина «В» для аппетита. Но мама на него поглядела, и он перестал шутить. А потом говорит:
— Вот что. Черепаховодов из вас не выйдет. Отнесите-ка её куда-нибудь.
На следующий день папа сказал:
— Заходил я в зоомагазин. Там ответили, что черепахами они обеспечены на три месяца вперёд. Спрашивали, нет ли у нас «пандака пигмеа» — такой рыбки в сантиметр длиной, водится у Филиппинских островов. Её хоть сейчас купят. Есть у нас «пандака пигмеа»?
Мы промолчали.
Всё продолжалось по-прежнему, и Лика теперь говорила, что Тётел не только похудела, но и побледнела. А по-моему, Тётел еле двигалась от голода.
Через две недели папа сказал, что черепаший вопрос надо решать «кардинально».
После этого прошло ещё два дня. Тётел и не думала глядеть на пищу. На третий день, когда я вернулся из школы, папа и Лика стояли уже в пальто.
— Ждём только тебя,— сказал папа.— Не раздевайся. Возьми пару пирожков, и пошли.
— Куда? — спросил я и кинулся к буфету.