Мой милый грешник
Шрифт:
И никто этого не знает — она же никому еще не рассказывала!
— Ну вот, видишь? Ты даже не хочешь брать этого в расчет. А мне приходится.
Зачем рассказывать ему о своих страхах? Совершенно незачем. Просто она уже привыкла искать у него помощи и защиты. Он так хорошо умеет успокаивать ее! А сейчас ей это было особенно нужно.
— Син, я боюсь.
Он выпустил ее руки.
— Боишься, что ему это не удастся?
— Нет, — Джиллиан покачала головой. — Боюсь, что удастся.
Синклер взял ее за подбородок и повернул ее лицо к себе.
— Джиллиан, ты
— Ты ошибаешься. Ох, как же ты ошибаешься!
«Да нет, даже если я ему все расскажу, это ничего не изменит», — сказала она себе. Разве что освободит ее от груза молчания, который она столько лет носила в душе. И все же она расскажет ему — о том, в чем она никогда никому не признавалась.
Решившись на это, Джиллиан сразу почувствовала себя лучше.
— Я боюсь Стефана. Вы были правы, когда решили, что он явится за мной, — начала она.
Он кивнул.
— Да, ну и что? — Синклер пока не мог понять, к чему она клонит.
— Поставь себя на его место, Син. Стефан очень заботится обо мне и поэтому прилетит сюда. При этом он окажется в большой опасности. И он будет вне себя от ярости, что пришлось подвергнуться такому испытанию. Поверь мне, я-то его знаю. И если ему удастся получить меня обратно, Стефан примет все меры к тому, чтобы такое никогда не повторилось.
Синклер пожал плечами.
— А-а, понимаю. Он, скорее всего, приставит к тебе телохранителей. Но, ты знаешь, многие ведь так живут, и ничего.
— Телохранителей можно обмануть, обезвредить… — Она покачала головой. — Нет. Он увезет меня к себе на Ближний Восток, и оставит там на всю жизнь.
Синклер не мог скрыть своего удивления.
— Ты хочешь сказать, что он будет держать тебя там против твоей воли? — наконец спросил он.
— Ну да, конечно!
Джиллиан всматривалась в его лицо, пытаясь понять, действительно ли дошло до него то, что она хотела сказать.
— Мне было разрешено жить отдельно и самой распоряжаться своей жизнью только потому, что я дала слово каждые полгода появляться там, чтобы повидать его.
Он нахмурился.
— Его и твою мать, так? А разве тысама к этому не стремилась?
Джиллиан вздохнула. Он ничего не понял, и объяснить все как следует будет очень трудно.
Она встала и подошла к окну. Его близость успокаивала ее, настолько, что все, чего ей хотелось, — это чтобы он обнял ее. Но если она окажется в его объятиях, она никогда не выскажется до конца и не снимет с себя эту тяжесть.
— Он много лет пользовался моей матерью, чтобы держать меня в клетке, — призналась Джиллиан.
— В клетке?!
Она оглянулась на него через плечо.
— В клетке. Его наемники — телохранители, если хочешь, — все время следили за мной с тех пор, как я уехала с Ближнего Востока. Нет, они мне не мешали, не лезли в мою жизнь, не путались под ногами. Но я всегда знала, что они где-то рядом. И все время чувствовала, что они в любой момент могут схватить меня и отвезти к нему. Вот почему я все время переезжала с места на место. Я ненавидела свою зависимость и пыталась скрыться
Она снова обняла себя за плечи…
— А потом вы меня похитили. И я снова очутилась в клетке.
Он подошел к ней и прижал ее к себе.
— Ты, наверно, решила, что тебя похитили люди Уайса.
— Да. И, если бы это был он, это означало бы, что Стефан в конце концов не выдержал. Я боялась этого все эти годы. Если бы это произошло, я больше никогда не вырвалась бы на свободу.
Син молчал, прижимая ее к себе, и пытался разобраться в том, что она говорила. Ей было больно и страшно. Теперь и ему тоже. Потому что теперь он понимал, что Джиллиан никогда не полюбит его, человека, который тоже держал ее в клетке против ее воли. Ведь она всю жизнь пыталась вырваться на свободу! Как это ни печально, даже если бы он заранее знал все это — что она боится неволи и что она завладеет его сердцем, — он не смог бы ничего изменить.
Он прижался щекой к ее шелковистым волосам.
— И дело не только в этом, — шепотом сказала Джиллиан.
— А в чем еще? — спросил он, хотя ему было страшно.
— Моя мать всегда закрывала глаза на все недостатки Стефана. Она слепо предана ему и уверена, что он тоже предан ей, — казалось, что слова давались ей с большим трудом.
— А на самом деле это не так?
— Он… он пользуется ею. — Голос у нее сорвался, но она взяла себя в руки и продолжала, глядя вдаль: — Теперь, оглядываясь назад, я вижу, что все это началось еще до того, как они поженились. Он с самого начала испытывал влечение ко мне. Я этого, конечно, тогда не понимала. Я видела в нем только человека, который давал мне все, что я захочу. Он всегда настаивал, чтобы я присутствовала на их свиданиях. Мне это очень нравилось — я чувствовала себя такой взрослой! А мать, конечно, была рада, что ее дочь и будущий муж нашли общий язык.
Они поженились, и все шло почти по-прежнему. Стефан оказывал мне всяческие знаки внимания, заваливал подарками… Но, как я помню, через некоторое время что-то изменилось, и я начала избегать его. Я тогда не знала, почему; просто мне почему-то не хотелось быть рядом с ним.
А потом однажды ночью он залез ко мне в постель и разбудил меня.
У Сина все похолодело внутри от ужаса и отвращения. Он с трудом заставил себя молчать, потому что у него было жуткое ощущение, что он знает, что будет дальше, и ему не хотелось этого слышать.
— Теперь я понимаю, что он много ночей приходил в мою комнату и смотрел, как я сплю. Но в ту ночь он напился и решился сделать то, на что в трезвом виде никогда бы не решился. Он залез в мою постель, разбудил меня — я спала крепким сном невинного ребенка, который до той минуты и не подозревал, что в мире существует зло. Я проснулась в кромешной темноте и почувствовала на себе его руки… — Она содрогнулась. — Это было ужасно. Он трогал меня всюду. И говорил такие вещи…
Синклер стиснул ее руки.