Мой милый лебедь
Шрифт:
– Бедняжка, - жалостливо произнесла Стакановна.
– Не жалейте меня, я сильная, я - Зена - королева воинов!
– крикнула Кристина.
Все посмотрели на нее с недоумением.
– Да-а, здорово же её травануло, - протянула Баранова.
Пока мы обсуждали изменения в поведении одноклассницы, из крутого особняка, который покрыт шифером, вышел мужчина, которому приказали "Ихбийк!" и старик (первый, попавшийся мне на пути в этой деревне). Старец выглядел таким... немолодым, что прям страшно было на него смотреть. Маленький, щупленький, худой, аж кости просвечивались. Но это чисто внешне и на первый взгляд. Дед споро засеменил к нам. Узрев
– Старикан, ты кто такой? Как погляжу - в хоромах живешь. Небось, рэкетир, да? Деньжата смертями заработал. Дед с недоумением оглядел свой дом. А я вместе с ним. Глиняные стены, косо вырубленные окна. И на крыше как что-то нелепое - шифер. Откуда, интересно, в этом доисторическом месте взялся бетон?
– Я - древнейшина этого народа, - представился старая развалина.
– Да хоть Путин, - окрысилась Кристина. Схватила через сетку деда за грудки и начала его трепать из стороны в сторону:
– Зачем нас поймали? Зачем сетку на нас накинули, как на животных? Зачем меня копьем отравленным укололи? Ух, старый хрен, зла на тебя нету! Кристина без обиняков перешла на "ты".
– Кристина! Отпусти пожилого человека! Не бей его, он старый уже! пыталась остановить побоище Морозко. Не тут-то было, ведь Кристина уже вошла в раж. А когда Кристина входит в раж, то пиши пропало.
– Ах ты падаль, людоед! Ха, фиг вы меня съедите! Образины такие! Это вы, наверное, птицу натравили на нас! Точно! Она вам как верный пес еду приносит, - Броневич вся пылала от ярости.
– Бедную птицу морально изуродовали! Эх, как вам не стыдно? Волки позорные!
Признаться, столько ругани подряд я слышал от Броневич первый раз.
– Пусти!
– взмолился дед.
– Да в касание, - Кристина отпустила дедка.
Он попятился и упал на землю. Отполз на безопасное от пани расстояние, поднялся, отряхнул одежду, если можно назвать одеждой набедренную повязку.
– Дикарка - резюмировал старикан.
Кристина чуть не задохнулась от возмущения.
– Я дикарка?! Да как тебе не стыдно! Хоть бы совесть поимел, - Кристина рвала и метала под сеткой.
Мы расступились, давая девушке свободное пространство, а то ненароком кого-нибудь пришибет еще.
– Как тебя земля носит!
– распалялась Броневич.
– Сделайте что-нибудь!
– взмолилась Стакановна.
– Девочка, по ходу дела, сошла с ума!
И я сделал. Сам от себя не ожидая, во всю глотку запел:
Бондюэль - это овощи для побед,
Бондюэль - победитель эстафет,
Как ловко морковка ушла вперед
Эстафету передает!
Все на меня уставились с немым вопросом на лицах. А меня, видимо, переклинило, так как я продолжал:
Зеленый горошек - он атлет,
Какой хороший вкус и цвет,
Рекорды свежести он побил,
Бондюэль - это море сил!
На пьедестале занимают первые места
Чемпионы - овощи Бондюэль!
"Боже, что я несу?
– ужаснулся я.
– Почему мне в голову эти строчки из рекламы пришли? Вот что с людьми реклама делает..." Всю деревню окружила напряженная тишина. Все смотрели на меня. Какое неприятное чувство. Как будто глазами сверлят. Инна Степановна нарушила молчанку кашлем. Все оттаяли.
– Артем, у тебя с головой в порядке?
– поинтересовалась Кристина, в психическом здоровье которой все только что
– В порядке. Надо же было тебя в чувство привести, а то бы ты старика прикончила.
Кристина вспомнила о своей миссии. Она начала снова орать на деда.
– Да хватит тебе!
– не своим голосом воскликнула Морозко.
Кристине словно пощечину дали. Она пришла в себя.
– Дед, что ты на меня так вылупился?
Дед оглянулся по сторонам, пожимая плечами, мол, действительно, что я на нее засмотрелся?
– Готовить костер и котел!
– приказал старикан одной из женщин.
Она кинулась за дровами, несколько подружек побежали следом за ней. Помочь, наверное. Зачем, интересно, им костер? Накормить нас хотят что ли? Слава Богу, наконец-то у них чувство гостеприимности проявилось. Было бы очень прекрасно, если б нас освободили из-под сетки. А то чувствую себя как животное. Остальные, по-моему, тоже себя неуютно ощущают под веревками. Наконец, старик приказал нас освободить. С нас скинули сетку. Но свобода была недолгой, и, чтобы нам жизнь медом не казалась, каждого связали. Заломили назад руки и заключили их в веревки. Спасибо, хоть ноги не сковали кандалами. Не знаю, как у дикарей получилось, но Кристину они тоже связали. Нестройным гуськом мы пошли за проводником - индейцем. Нас вели как стадо животных. Хорошо, что впереди нет пропасти. Или есть? В 1886 году произошел один трагический случай. По заснеженным просторам, а глубина снега была несколько метров, шло стадо бизонов. Вожак шел первым, за ним шествовало все стадо. Куда свернет главарь - туда идут и остальные. Интересно, что за табуном бизонов кралось семейство волков. Им самим было не пробраться сквозь толщи снега, бизоны были для них чем-то вроде снегорасчищающей машины. Волки, изнывающие от голода, не трогали бизонов. Тут вожак бизоньей стаи увидел перед собой какой-то проблеск. Догадавшись, что это пропасть, главарь остановился. Но бредущие сзади животные не притормозили, а продолжали по инерции идти. Вожак упал в пропасть, за ним отправилось все стадо. А волки успели остановиться. Когда последний бизон упал в бездну, волки осторожно подкрались к краю. Мертвые бизоны образовали своими телами гору, с помощью которой волкам можно было пройти через пропасть и идти дальше. Внизу голодных волков ждало пышное пиршество. Вот так развито у бизонов стадное чувство... Будь наш класс бизонами, мы непременно свалились бы в пропасть.
Проводник привел нас в дом того старика. Да уж, хоромы неописуемые. Неумело плетеные кресла из древесной коры, кривые окна, на стенах неизвестно зачем висели тряпки разных размеров и расцветок. Наверное, для красоты. Вообще я заметил, что этот дом самый богатый. По виду - точно.
Я обнаружил, что следом за нашей связанной компанией идут жители деревни. Внимание женщин было устремлено на платье Кристины. Они перешептывались, кивали головами, завистливо смотрели на платье.
От Броневич это обстоятельство тоже не укрылось, она сказала мне:
– Восхищаются зарубежной индустрией.
Я, конечно, согласился. Понимаю зависть этих темнокожих женщин. Наверное, представляют себе, как приходят в таком платье в какое-то людное место, и все начитают изумляться потрясающей красоте платья. И как оно чудесно на женщине сидит. А другие дамочки завидуют отнюдь не белой завистью.
– Ты иди сюда, - приказал мне старикашка.
Я посмотрел на одноклассников и учителей, чтоб они мне посоветовали, идти или нет.
Клим кивнул головой: "Иди, а то, как бы чего хуже эти изверги не сделали".