Мой мир
Шрифт:
В Сан-Франциско у меня не было знакомых, а мне хотелось общества. Я позвонил девушке домой и поговорил с ее отцом. Это и был Эрни. Помню, как я сказал этому незнакомому человеку: «Не позволите ли вашей дочери познакомиться с итальянским тенором?» Он попросил подождать минутку, вернулся и сказал: «Я согласен, но жена против». Тогда я попросил к телефону его супругу — не позволит ли она повидаться с девушкой и не приедет ли с ней вместе? Она поняла, что у меня не было дурных намерений.
Должно быть, они немало слышали об итальянских тенорах, потому что приехала не только мать, но и отец. Так я познакомился с Эрни Розенбаумом и его женой Айседорой, сопровождавшими собственную
Я пригласил все семейство выпить что-нибудь в отеле «Хантингтон», где тогда остановился. Немного побеседовав, мы стали друзьями. Договорились о новой встрече, и вскоре они вошли в привычку. Мама с дочкой приходили ко мне по вечерам, и мы вместе смотрели фильмы по телевизору. Нашим любимцем был Берт Ланкастер, нравился нам также и Джон Уэйн. Я всегда увлекался американскими фильмами, но в то время особенно, так как старался улучшить свой английский язык. Иногда мы ездили в кинотеатры, но чаще смотрели фильмы по телевидению. Вместе и почти каждый день.
Как чудесно, что я познакомился с Розенбаумами: у меня в Америке словно появилась своя семья! В то время я как раз учил английский язык, и мне были нужны не просто друзья, но друзья терпеливые, понимающие мой плохой английский. И за это я им был очень благодарен. В течение уже многих лет, когда бы я ни прилетал в Сан-Франциско, мы встречаемся.
Эрни лечит меня, когда я заболеваю в Калифорнии. Он отличный врач, и в оперном театре Сан-Франциско стал «своим доктором».
В 1984 году, когда все мы очень переживали из-за Джулианы, мне надо было лететь в Сан-Франциско петь в «Эрнани». Я решил взять с собой Джулиану, чтобы показать ее Эрни Розенбауму. Но осуществить этот план было не так-то просто: Джулиана очень болезненно переживала свой недуг, и я боялся признаться ей, почему беру ее с собой. Если мы придем с ней в приемную врача, она сразу разгадает мой план. Я боялся задеть ее чувства тем, что обманул, сказав, что беру ее с собой на гастроли, а не для того, чтобы показать американскому доктору.
Болезнь Джулианы так прогрессировала, что Эрни мог понять многое, даже просто увидев ее. Он согласился. Мы условились пообедать вместе с Розенбаумами в «Ланцони» — очень популярном ресторане рядом с оперным театром. Во время обеда мы болтали обо всем на свете, но только не о здоровье Джулианы. Эрнест все время наблюдал за ней как врач. Он заметил, что ей трудно жевать. Когда она говорила или ела, рот оставался открытым: она просто не могла его закрыть. В конце обеда Эрни отвел меня в сторону и сказал: «Кажется, я знаю, что с вашей дочерью. Но прежде чем сказать что-то определенное, хочу поговорить с другими врачами и посмотреть справочники. Завтра я позвоню».
Через некоторое время он сообщил, что звонил брату Артуру, главному невропатологу и профессору медицины в Гарварде. Эрни описал брату симптомы, которые сам наблюдал за обедом, а также и другие, о которых я сообщил раньше: то, что у Джулианы двоится в глазах и иногда она не может проглотить пищу. Эрни сказал брату, что, по его мнению, это тяжелая псевдопаралитическая миастения — заболевание нервной системы, характеризующееся патологической утомляемостью различных мышц.
Артур Розенбаум согласился — вероятно, Эрни прав: все симптомы болезни совпадали. Чтобы быть окончательно уверенным, он предложил просмотреть обычный медицинский учебник Сесиля и Лоу. Когда Эрни прочел все об этой болезни и ее симптомах, он убедился, что диагноз верный.
Он позвонил мне и сказал: «Лучано, я уверен на 99 процентов, что у вашей дочери тяжелое нервное заболевание, но ее можно вылечить».
После долгих месяцев, в течение которых мы видели, как болезнь подтачивает
Меня всегда интересовала медицина, я любил читать о новых открытиях и методах лечения. Этот интерес особенно возрос с тех пор, как заболела Джулиана. У меня в библиотеке были книги по медицине, и я мог прочитать об этой болезни. Как только я прочел ее описание, у меня не осталось сомнений, что Эрни прав. Для меня эти учебники описывали не просто болезнь — они описывали Джулиану. Я был взволнован: благодаря Эрни мы смогли наконец разрешить эту страшную проблему.
Я снова позвонил Эрнесту, чтобы рассказать о том, что мне удалось прочитать, и что я уверен в его правоте. Но что нам теперь делать? Эрни обещал узнать. Он позвонил в Калифорнийский университет своему другу Роберту Лазеру, главному невропатологу и специалисту по мускульным расстройствам, и рассказал о нашем положении, о том, что я в Сан-Франциско ненадолго и что мы мучаемся с этой болезнью уже больше года. Он попросил доктора Лазера осмотреть Джулиану. Тот согласился.
В тот вечер я был вынужден лететь в Лос-Анджелес давать концерт в «Холливуд Боул». Чтобы успеть на репетицию, я вылетал первым рейсом. Адуа и Джулиана остались, чтобы посетить доктора Лазера. Вместе с Эрнестом и Айседорой Розенбаум они поехали в Калифорнийский университет, где у Роберта Лазера была собственная приемная. После осмотра диагноз подтвердился: доктор был уверен, что это тяжелая миастения. Хотя для окончательной уверенности можно было сделать еще одно обследование, он не видел в нем особой надобности, тем более что это очень сложное исследование. Лазер был настолько уверен в правильности диагноза, что не считал нужным рисковать.
От этого замечательного врача Адуа и Джулиана узнали хорошую новость: существуют таблетки, очень помогающие при этом заболевании. Правда, они не лечат болезнь, но облегчают ее течение. К счастью, тут же в больнице они смогли найти это лекарство. Джулиана приняла несколько таблеток и почувствовала облегчение. В последние дни она стала чувствовать себя все лучше, симптомы же болезни проявлялись теперь намного слабее.
Адуа и Джулиана были так счастливы, что сели в самолет и прилетели ко мне в Лос-Анджелес — как раз к концерту в «Холливуд Боул». Уверен, что в тот вечер я пел лучше обычного. После концерта мы решили устроить себе праздник… Это был счастливый вечер для семьи Паваротти. Мы позвонили домой и сообщили моим родителям и дочерям хорошие новости.
Позвонил я также и Эрни в Сан-Франциско, чтобы сказать, как мы счастливы, что Джулиане стало лучше. Я сказал Эрнесту, что он гений. Он возразил: «Когда врачи осматривают пациента, они иногда спят. Чтобы быть хорошим диагностом, надо бодрствовать. Кто-то проспал, осматривая Джулиану».
Сколько же людей в разных странах «прозевали» ее! Ему же я был вечно благодарен за то, что он бодрствовал, обедая с моей семьей в «Ланцони».
Но до выздоровления было еще далеко. Когда мы возвратились в Сан-Франциско, Эрнест привел к нам на завтрак доктора Лазера. Мы проговорили полтора часа. Врачи рассказали нам, что есть различные способы лечения этой болезни, и объяснили какие. Самым радикальным была операция на горле. Операция небольшая, но она не дает стопроцентной гарантии излечения. Я сказал, что немедленно полечу в Нью-Йорк с Джулианой к тому знаменитому хирургу, который делает эти операции.