Мой мир
Шрифт:
Я пригласил Брюса и его жену на свой спектакль «Тоска», а потом устроил для них небольшую вечеринку у себя дома. Среди гостей были также мой друг Изабелла Росселлини и дизайнеры Дольче и Габбана. Эти двое — очень талантливые и оригинально одевающиеся художники. Они мыслят очень современно и создают одежду для многих знаменитостей, например для Мадонны. Николетта долго уговаривала меня заказать у них несколько костюмов, обвиняя меня в консерватизме. Я согласился, но сказал: «Никакого металла».
Николетту очень привлекает идея нашего совместного с Брюсом Спрингстином выступления. Об этом мы еще серьезно не думали, и не знаю, заинтересуется ли он. Но я считаю
Несомненно, привлекательной стороной популярности является то, что ты можешь позволить себе многое, что близко твоему сердцу. Можешь помочь хорошему делу, например движению за спасение лесов Амазонии. Именно это преимущество своего положения я учитывал, затевая вокальный конкурс в Филадельфии и конное шоу в Модене. За тридцать пять лет пребывания на сцене мне посчастливилось приобрести очень широкую известность. Когда меня узнают маленькие мальчики в трущобах Буэнос-Айреса, а пекинские студенты просят надписать мои компакт-диски, было бы смешно считать, что это не так. Но я стремлюсь использовать свое имя в положительных целях.
Когда я только начинал выступать на сцене, то не думал о славе. Для меня тогда было важно иметь работу и зарабатывать достаточно денег для семьи. По мере роста известности я убеждался, что мир оперы, в общем-то, невелик.
Трудно было представить, что когда-нибудь я стану так же знаменит, как кинозвезды. Тем не менее, в те далекие годы один случай заставил меня задуматься о значении славы. Когда в 1965 году мы с Джоан Сазерленд были на гастролях в Австралии, то пресса интересовалась только ею. Разумеется, пела она прекрасно, но ведь и я тоже кое-что умел. К тому времени добился наконец полного владения своим голосом (во многом благодаря ей) и мог бы давать один прекрасный концерт за другим. Я чувствовал, что у меня получается что-то особенное. Но публика, в основном, оставалась ко мне равнодушной. Да, она горячо принимала мое пение, но вне театра я ее не интересовал. А Джоан все время показывали по телевидению, о ней писали газеты. Тогда-то я и ощутил эту разницу: она была знаменита, а я нет.
Это привело меня к мысли о том, что только со славой приходит признание, которого не получишь, просто хорошо делая свое дело. Но что толку было размышлять об этом, когда мало что можно было сделать, чтобы стать известным. Все зависит от публики: она или любит тебя, или не любит. Поэтому как только появлялась возможность сделать что-нибудь для своей популярности, например, давать телеинтервью, я старался делать это. Если хочешь вызвать интерес публики (а может быть, и ее восхищение), то должен напоминать о себе.
Теперь пришло время пожинать плоды, и мне это нравится. Все хотят, чтобы их любили, а я, наверное, больше других. Но во многом известность очень похожа на игру. Публика словно говорит: «Это мы сделали тебя знаменитостью. А теперь хотим видеть твой провал». Прошу прощения, если это звучит жестоко. Но таковы правила этой игры. Публика возносит тебя на пьедестал и считает, что подниматься уже некуда — только вниз. И многие напряженно и с интересом начинают ждать появления признаков такого падения. Я говорю об этом со знанием дела, потому что вот уже двадцать лет некоторые люди заняты поисками признаков того, что я «схожу с пьедестала». Это вовсе не означает, что им не терпится дождаться моего падения, нет, просто они боятся пропустить момент начала конца. Некоторые просто жаждут первыми заметить этот поворот в моей судьбе. Я же постоянно доказываю им, что они ошибаются в своих ожиданиях.
Еще одно мое качество помогает мне: я не люблю загадывать, как все будет складываться, а смотрю на каждое свое выступление как на очередное доказательство (удачное или нет) своих возможностей. Я исхожу не из того, что раньше выступал удачно: ведь публика из-за этого не обязана принимать меня и на сей раз с восторгом. Тем не менее есть коллеги, которые считают, что уже одна их репутация обеспечивает им особое отношение к себе. У меня другое мнение: артиста оценивают только по тому, как он выступает в настоящий момент. И ни по чему больше.
Некоторые известные люди вынуждены «играть» с журналистами, особенно с телеведущими во время «живого» эфира, которые, чтобы сделать передачу более захватывающей, «щекочут» нервы зрителям, заставляя «звезд» рассказывать о неприятных им вещах. Я тоже люблю «поддевать» своих друзей и уверен, что будь я тележурналистом, то поступал бы так же. «Уколов» тебя каким-нибудь «неудобным» вопросом, они хотят удостовериться, что ты не слишком зазнался.
Беря у меня интервью, журналисты любят вспоминать какое-нибудь неудачное выступление или говорить о моем избыточном весе. Возможно, им нравится наблюдать, как ты реагируешь на болезненный для тебя вопрос. Со мной так поступают постоянно, и я хорошо им подыгрываю. Дело в том, что я не принимаю себя слишком всерьез. Когда интервьюер только вскользь касается чего-то неприятного для меня, я сразу подхватываю и акцентирую на этом внимание.
Например, в передаче «Шестьдесят минут» ведущий Майк Уоллас упомянул случай, когда меня освистали в «Ла Скала»: он имел в виду мой провал в «Дон Карлосе». Я честно признался: «Да, в тот раз я пел плохо, и меня освистали справедливо».
Когда темой таких разговоров являются действительно происшедшие события — ничего страшного, я даже сам обычно смеюсь над этим. Хуже, если ты начинаешь делать вид, что ничего плохого с тобой не случилось. Если журналистам хочется поговорить о моем весе, я не возражаю и готов обсудить это, раз им нравится. А что остается делать? Усесться перед камерой на всеобщее обозрение и притворяться, что у тебя нет проблем с весом?
В этой главе я описываю плюсы и минусы популярности. Но мне бы хотелось, чтобы главное впечатление от сказанного было таким: я счастлив и благодарен судьбе за то, что моя жизнь сложилась так, а не иначе. Но я всегда помню, что слава — это еще и тяжкий груз обязанностей. Если люди так добры, что любят тебя, ты не имеешь права их разочаровывать. Каждый раз, когда ты поешь, твой голос должен звучать так же хорошо, как на их любимой пластинке Паваротти. Каждый раз, встречаясь с людьми лицом к лицу, ты должен оставаться приветливым и веселым, независимо от твоего самочувствия. Во время телеинтервью, во время встреч на улице ты не имеешь права быть не на высоте, чтобы люди не могли разочароваться в тебе.
Конечно, это требует большого напряжения. В этом году Билл Райт провел рядом со мной много времени и мог видеть, как много сил я трачу, чтобы не разочаровывать людей. Он даже сделал мне комплимент по этому поводу и спросил:
— Как тебе удается справляться с таким напряжением?
Я ответил:
— А я сильный.
Только я начинаю воспринимать себя всерьез, как какое-нибудь событие опускает меня на землю. Например, недавно в Нью-Йорке я набрал номер телефона моего друга, но услышал незнакомый женский голос. На мою просьбу позвать к телефону моего друга, она резко сказала: