Мой-мой

Яременко-Толстой Владимир

– Это твоя знакомая? – спрашивает подошедшая Пия.

– Да, соседка – живет на Чайковского.

– А я не знала, что ты в городе, – говорит Ирка.

– Слушай, почему у тебя Ваня обоссаный? – спрашиваю я.

– Он не обоссаный. Это он на плоту катался, здесь в канаве. Как твои дела?

– Хорошо. Только я сейчас очень занят. Ты можешь позвонить мне по телефону?

Мне очень хочется отделаться от Ирки, чтобы она чего доброго не упала на хвост и не осталась с нами пить. Тогда мне будет стыдно еще больше. Ирка понимает, что она мешает, прощается и отходит.

– Откуда у тебя такие

знакомые? – спрашивает Пия.

– Это соседка, я же тебе сказал. Она была художницей, а потом – сама видишь. Такая жизнь. Ничего не поделаешь. Когда я с ней познакомился, она была молодой и красивой.

– Она – наркоман?

– Откуда мне знать? Может быть.

– Владимир, ты меня обманываешь.

– Нет, я говорю тебе правду. Вон у ворот парка бабушка продает подснежники. Хочешь, я тебе подарю?

Пия кивает, и я иду купить ей подснежники. Темнеет. Уже почти девять. Публика постепенно рассасывается. Остается только Мерья с Йенни и Лиза со своим гостем Пеккой. Посоветовавшись, решаем отправиться ужинать в кафе "Сундук" на Фурштатской. Я замечаю, как завистливо поглядывают женщины на подснежники Пии, поэтому при выходе из парка покупаю букеты Лизе и Мерье.

Мы идем вдоль Фурштатской по аллее. Пекка беседует с Пией, Мерья ведет за руки Кая и Йенни, а мне достается Лиза.

– Ты бывал уже в кафе "Сундук"? – спрашивает она.

– Да, бывал. Там в гардеробе работает негр.

– О, да. Знаешь, когда я работала в Африке… – Лиза на секунду задумывается, уйдя в воспоминание. Мы говорим с ней по-польски.

– Так цо то там было в тей Афрыце? – интересуюсь я.

– То там был еден негр. Он так мене добже жучил. Бардзо добже!

Мы смеемся, и я задумываюсь над тем, что польское слово "жучить" было бы недурственно позаимствовать для русского языка. "Жучить" звучит гораздо приятней для уха, чем "ебать" или "трахать". Есть в этом слове некая легкость, элегантность и динамичность. Единственно, нужно будет обращать внимание на производные от данного глагола, могущие иметь несколько искаженный смысл. Так, например, глагол "нажучить" обозначает "наказать", "сделать выговор или замечание", но ни в коем разе не "наебать".

– Теперь твой черед рассказывать мне историю, – заявляет Лиза.

– Хорошо, я расскажу тебе историю о том, как однажды я ходил в кафе "Сундук", в которое мы сейчас идем. Я пришел туда с одной девушкой, и нас увидела другая девушка, которая знала другую девушку, с которой у меня был роман. Она увидела меня с другой девушкой и рассказала другой девушке о том, что я целовался с другой девушкой. И другая девушка, которой рассказала девушка, видевшая меня с девушкой в "Сундуке", устроила мне потом большой скандал. Одна потребовала, чтобы я порвал с девушкой, с которой я был в "Сундуке". Я послушался и порвал, а она мне все равно не смогла простить и порвала со мной. Таким образом, у меня было две девушки, а не осталось ни одной.

– Да, – соглашается Лиза, – это тяжелая история. А когда это было?

– Недавно, может быть, две недели назад.

Эту тяжелую историю я выдумываю на ходу, поскольку мне интересно проверить,

расскажет ли Лиза о ней Пие. Это своего рода провокация. Я рискую, но мне интересно.

– А как же Пия? – спрашивает Лиза. – Если ты говоришь, что это было две недели назад и у тебя никого не осталось, то это неправда. У тебя должна была остаться Пия.

– Пия есть Пия! – отвечаю я.

– О! – смеется Лиза.

В "Сундуке" играет живая музыка. Нам сдвигают два столика, и мы заказываем еды и водки. После выпитых в парке вин и пива водка сейчас как раз в пору.

– Владимир завтра утром я хочу купить Каю собаку. Поедешь с нами?

Хорошо бы, если с нами будет какой-нибудь русский.

– Конечно, Пия! Что за вопрос? Я с вами поеду. Мне кажется, что мы это уже обсуждали. Мы можем взять с собой и художника Будилова – он хорошо разбирается в собаках и может дать квалифицированный совет.

– Он действительно разбирается? Я очень боюсь, что собака может попасться больной. Будилов сможет понять, если она больная?

– Конечно, сможет! У него дома много животных. Черепаха, кот, а еще – крысы.

– Ручные?

– Нет, домашние. Они живут сами по себе. Однажды ночью крыса хотела отгрызть ему ухо, но он вовремя проснулся и швырнул в нее тапком. А еще в квартире у Будилова есть тараканы, мухи и муравьи. Мы обязательно должны взять его с собой.

– Тогда надо ему звонить по телефону.

– Ладно, я позвоню ему утром. С утра он всегда дома.

Перед тем, как покинуть "Сундук", женщины удаляются в туалет, откуда Пия возвращается с потемневшим лицом. Она берет со стола свой букетик подснежников и отдает его Йенни. Мне сразу становится все понятно. Лиза рассказала ей историю с девушками, и она теперь ревнует.

Мы прощаемся с остальными – Мерья с Йенни идут ловить мотор, а Лиза с Пеккой догоняться в "Hard Rock Cafe", выходим на улицу и ныряем под арку проходного двора, ведущего мимо фехтовального клуба, спрятавшегося в его чреве, прямо на Чайковского. Пия молчит. На Чайковского Пия спрашивает:

– Владимир, у тебя есть другие женщины?

– Нет, нету, и не было с тех пор, как я познакомился с тобой.

– Я тебе не верю. Тебя видели с женщиной.

– Мало ли! Я знаю очень много женщин. Это еще ничего не значит.

Мы доходим до консульства, и я вижу, что Пия не хочет, чтобы я шел к ней. Она останавливается, держа за руку зевающего Кая. Смотрит на меня и говорит:

– Может, тебе лучше пойти в "Hard Rock Cafe" за Лизой и Пеккой?

– Спасибо, я лучше пойду к себе домой. Спокойной ночи!

Я разворачиваюсь и, не обернувшись, перехожу дорогу. Уже в лифте начинаю чувствовать, как меня колбасит. Грудная клетка вибрирует мелкой дрожью и начинает гореть. Черт возьми! Я не нахожу себе места. Становлюсь под душ, но и это не помогает.

Через несколько минут приходит мессидж – "Where was your love?". Я лихорадочно пишу ответ – "I took it with me. I thought you do not need me". Это горький упрек. Что же она ответит? "Tell me the truth!". "Okay. Should I come and do it now?". "Yes, please".