Мой-мой
Шрифт:
– Здравствуйте, меня зовут Наташа, я переводчик с немецкого. Ваш телефон мне дала Ольга Щукина.
– Ой, извините, пожалуйста, это сейчас пройдет. Ха-ха, ой. Я просто не знал, что у Ольги фамилия Щукина. У меня когда-то даже была ее карточка, но коротко, я тогда не посмотрел, сразу отдал своему ассистенту. Пожалуйста, простите, ради Бога, еще раз!
– Ольга Щукина сказала, что вы ищите переводчика.
– Да, вы нам будете нужны завтра днем примерно с двенадцати и до двух. Но было бы замечательно, если бы вы сумели подойти сегодня в семь на Моховую 41, чтобы
Пия влетает в открытую дверь в красном весеннем пальто порывистая, как северный ветер, и сразу кидается мне на шею.
– Скучала?
– Да.
– Ну, вот, дождалась… Сейчас я тебе вставлю!
Я валю ее прямо на пол и кочу, как бревно, как колоду карельской березы, как добычу по паркету к своему звериному логову, чтобы там растерзать и поджарить на костре дикой безудержной страсти. Я жарю ее, как прошлой ночью жарил Кристину, или как позапрошлой жарил я Ольгу. Я переворачиваю ее на раскаленном вертеле моего хуя, добросовестно поджаривая со всех сторон до полной готовности, чувствуя себя шеф-поваром ресторанчика "Каннибал", пока еще не открытого, но как знать, как знать.
Я вижу, как подрумяниваются ее щеки, а из ее внутренностей начинает капать аппетитный душистый сок. Я покусываю ее нежные части, ощущая, как горячо они обжигают мне губы. И лишь тогда, когда, на мой взгляд, она готова уже почти полностью, я поливаю ее густым белым соусом. Внутри, а затем еще немного снаружи, и оставляю лежать, остывать и доходить до кондиции, безмерно гордый своими кулинарными хитростями.
"Хороший художник должен обязательно хорошо готовить" – сказал мне однажды Фриденсрайх Хундертвассер, мой наставник по Венской Академии Изящных Искусств, известный художник и прожектер, когда мы с ним сидели в открытом кафе, обсуждая гуляющих женщин. Мы ели с ним сыр камамбер, запеченный с грибами, и запивали пивом. Но я не знаю, что имел он тогда ввиду, и почему я теперь об этом вспомнил.
И я смотрю на часы, и вижу, что стрелка ползет к семи и, что мне уже нужно идти на Моховую. Там меня поджидает Хайдольф, и должна подойти переводчик Наташа, и архитектор Сергей, а Кристина Бернталер и художник Будилов тоже, наверное, там.
– Знаешь, через неделю я еду в Лапландию!
– Тогда привези мне оленьего мяса!
– Хорошо, привезу.
– А что ты будешь там делать?
– Я буду читать доклад о финских туристах в России.
– Ого, это уже интересно!
– А еще я должна кое-что оформить, чтобы получить свой диплом.
Когда я его, наконец, получаю, тогда будет большой-большой праздник!
– Когда?
– Думаю, в мае.
– Давай, я поеду с тобой и расскажу там о сибирских шаманах?
– Мне кажется, в Лапландии шаманов уже нет, поэтому это неинтересно.
Пия уходит, но после нее на подушке остается лежать сделанный из зеленого камня широкий крючок-кулончик на кожаном шнурочке. Я беру его в руки, смотрю на свет, а затем вешаю себе на шею. Теперь я буду его
Глава 37. РЕСТОРАН "ЛАГИДЗЕ". НЕМЕЦКОЯЗЫЧНЫЕ. КУРАТОР КРИС.
По дороге на Моховую у "Колобка" я встречаю Лизу с бутылкой водки в руке, приходится остановиться.
– Вот, – говорит Лиза, – водку купила. Это хороший сорт – "Флагман"!
– Знаю-знаю, я тоже только его пью.
– Знаешь, завтра мы летим с Яном на неделю в Грецию, а как там с водкой – неизвестно, поэтому я на всякий случай одну бутылку с собой купила, что бы там от жажды не умереть.
– А почему вдруг ты решила отдыхать в такое время, Лиза? Даже в
Греции еще, наверное, не жарко! Могла бы еще месяцок подождать, и потом ехать.
– Владимир, так ведь Пасха! Завтра последний рабочий день, а послезавтра уже страстная пятница. В школе – каникулы, в консульстве мы тоже на следующей неделе только три дня работаем. Завтра все разъезжаются, кто в Хельсинки, кто куда.
– А как же Пия, она мне ничего не сказала, она тоже уедет?
– Нет, она здесь остается. Но ты, Владимир, – Лиза смеется, – можешь со мной в Грецию ехать. Яна мы дома оставим, а сами поедем. Если решишься, приходи завтра ко мне с вещами в четыре! Ты знаешь, где я живу.
– Хорошо, – говорю, – Лиза! Только ты еще одну бутылку водки, уже для меня купи, только не 0.75 как эта, а литровую, чтобы я там, в Греции тоже чего доброго от жажды не сдох! А лучше – бери сразу две!
Обоюдно смеясь состоявшемуся смолтоку с элементами черного английского юмора, мы расстаемся, и я бегу дальше. Я опаздываю, немного заебавшись с Пией. А я тут еще с Лизой задержался. Уже семь. Уже должна подойти переводчица, которую никто не знает.
Однако на моем пути это была не последняя встреча. У дома Будилова перед входом в "Челюсти" я неожиданно сталкиваюсь с Каролиной Хубер. Она стоит рядом с сочной молодой брюнеткой, о чем-то глубоко призадумавшись.
– Привет, Каролина! – говорю я по-немецки. – Ко мне приехали друзья из Австрии и мы собираемся пойти сейчас ужинать. Хочешь пойти с нами?
– Привет! – отвечает мне Каролина. – Знакомься, это – Элиза из
Гамбурга. Мы хотели пойти в "Челюсти", но сейчас здесь нет мест.
– Не может быть! – отвечаю я.
– Может, посмотри сам!
Я из любопытства заглядываю в "Челюсти", потому что сам хотел повести сюда сегодня Хайдольфа, а там и вправду не протолкнуться.
– Мамочки! – говорю я, – Да что же это творится? Я такого еще не видел.
– Сегодня у нас в Академии был work-shop одного американского профессора и финского куратора, пришло много народу, а теперь все пошли пить.
– Пойдемте тогда к Будилову, а куда от него, решим после.
– Мы не можем, нам нужно подождать друзей, мы договорились встретиться здесь.
– ОК! Тогда давайте поступим так, когда друзья придут, вы заходите в этот вот двор и кричите "Владимир! Владимир!", а я к вам выйду.