Мой (не)любимый дракон
Шрифт:
Или мне просто почудилось…
И тем не менее ускорила шаг, крикнула:
— Подожди!
А в следующую секунду почувствовала себя ари, не пережившей брачную ночь и превратившейся в ледяную статую. Беспомощную и неподвижную.
Когда чьи-то жёсткие пальцы сомкнулись на моём плече.
Глава 25
Мгновения счастья быстротечны. Иные же, вот как эти, кажутся бесконечными. Тянутся, будто резиновые, не желая становиться прошлым. А с ними и нервы натягиваются до предела, готовые
Я стояла, забыв, как дышать. И двигаться тоже разучилась. Казалось, замерла не только я, вдруг утратив способность управлять своим-чужим телом, но и мир вокруг, и даже само время застыли, будто замурованные в невидимом янтаре.
Из оцепенения, которое вот-вот должно было закончиться спасительным обмороком, меня вывел голос. Словно где-то поблизости зашелестела сухая листва, потревоженная порывом ветра. У меня тоже что-то зашелестело, вернее, зашевелилось — волосы на голове. Если бы не жемчужный шедевр, её венчавший, уверена, встали бы дыбом.
Ну а что касается цвета, чует моё сердце, быть мне отныне платиновой блондинкой.
— Куда это ты так рванула, милочка? А с нами пообщаться?
Узнав вчера об испытании, я настраивалась на встречу с призраками. С этакими бесплотными созданиями, что-то вроде маскировавшейся под фантома Блодейны. Но ари, коварно подкравшаяся сзади, а теперь, будто по мановению волшебной палочки, внезапно возникшая передо мной и преградившая мне дорогу, не была прозрачной. Разве что только какой-то неяркой, я бы даже сказала сероватой. Будто персонаж из ретро-фильма, с помощью неведомой силы переместившийся в мой ужастик.
И уж точно покойную императрицу нельзя было назвать бестелесной. Кожу до сих пор покалывало от острых, совсем не эфемерных ноготков, даже сквозь плотную ткань накидки больно жаливших мне плечо.
— Молодёжь — что с них взять? Вечно куда-то торопятся. Всю жизнь, вместо того чтобы ею наслаждаться, спешат. Вот в моё время…
Вопить-кричать сил не осталось, но слабенький писк всё же прорвался наружу, когда из замшелой кладки послышался ещё один голос, с явными ностальгическими нотками. Мелкие камни посыпались на землю, стена разверзлась, выпуская из своих недр ещё одну покойницу. Тоже блеклую, будто вырезанная из раскраски фигура, которой так и не коснулись кисть или карандаши ребёнка.
— Опять за старое, Тириль. Ну сколько можно! — закатила глаза ари с пугающе длинными, хищно загнутыми ногтями. Наверное, со дня смерти отращивает. — Никому нет дела до твоего времени. И до тебя, между прочим, тоже.
Её Лучезарность номер два и не думала обижаться. Отмахнулась от ворчливой родственницы, как от назойливой мухи, противно жужжащей над ухом, и принялась заинтересованно меня осматривать. Словно я была музейным экспонатом, и сейчас покойница оценивала мастерство создавшего меня скульптора.
— И эта такая же. Кожа да кости. Где они вообще их понабирали? — подключилась третья ари. — Выброшенные на берег рыбёшки и те будут поживее этих дохлячек.
Сама ты дохлая. Дохлее некуда.
Я вздрогнула, уже почти без страха, видимо, организму надоело вырабатывать адреналин или во мне этого гормона и вовсе больше не осталось. Туман, ковром стелившийся по земле, схлынул, открыв моим глазам третью оценщицу.
Покойницы были далеко не молоды, но ещё не утратили своей былой красоты. То ли умерли преждевременно, то ли постеснялись явиться юным алианам в своих истинных обличьях, в коих покинули этот мир. В уголках глаз — строгих, испытывающих — едва различимые морщинки. И проблески седины в тусклых, идеально уложенных волосах.
Держались ари, как и подобает истинным императрицам. Прямые, словно по шесту проглотили, с задранными кверху подбородками и высокомерными взглядами. Такими же холоднющими, как у Скальде. Сразу видно, родственнички.
А ещё в глазах вельможных арбитров проскальзывало пренебрежение. Видать, первое впечатление обо мне сложилось так себе.
Ари щеголяли в роскошных платьях, будто сотканных из тумана. Он же тончайшим кружевом оплетал тонкие, словно вырезанные из слоновой кости руки правительниц, драгоценными тиарами украшал причёски.
— А мне та румяная и чернобровая понравилась. И имя у неё красивое. Звучное. Майлона, — певуче проговорила первая покойница. — Фигуристая, статная, здоровьем так и пышет. Сразу видно, что сильная, и сыновей Скальде крепких подарит. Не то что эта. Болезная. — Острый ноготь беспардонно ткнулся мне в живот. — Вот где у неё там ребёночек поместится? А вылезать-то как будет?
Пока она говорила, я из последних сил боролась с желанием прикрыть руками всё, что пониже талии. Вот ведь какие придирчивые. Мы ещё даже не познакомились, а они уже раскритиковали меня в пух и прах.
— Майлона трусовата, — не согласилась с родственницей третья дама, скривившись так, будто только что червяка прожевала.
Хотя, может, для этой нечисти червяки — как раз самое то, любимое лакомство, деликатес.
— Ты всегда, Фэльма, очень придирчива и предвзята. Мы с ней ещё даже не пообщались.
— Она только в лабиринт вошла, — поддакнула ворчунье самая благодушная из ари. Тириль, кажется.
— Потому что одного здоровья мало, — назидательно парировала Фэльма и велела, обращаясь ко мне: — Ну-ка, дорогуша, покрутись. Давай, давай, живее! Нам ещё пятерых после тебя осматривать.
Как будто корову себе на ярмарке выбирают.
Я покорно потопталась на месте, оборачиваясь вокруг своей оси, а ари, пренебрежительно отозвавшаяся о Майлоне (да и я ей, кажется, не пришлась по душе) с глубокомысленным видом озвучила свой вердикт:
— Н-да, действительно какая-то квёлая.
Стало обидно. Очень и очень сильно. Не то чтобы я мечтала их поразить. Наоборот, надеялась оказаться в числе забракованных кандидаток. Но, согласитесь, мало приятного в том, что тебя при тебе же сравнивают с дохлой рыбой и брезгливо морщатся. Будто я не красивая юная девушка, а утопленная в прошлогодней луже калоша.