Мой (не)любимый дракон
Шрифт:
Вот где справедливость? Почему я всё время должна отдуваться за бессовестную эгоистку, с которой даже не знакома?! Как же надоело чувствовать себя марионеткой, постоянно дёргаемой за ниточки этой гадкой кукловодшей!
Обернувшись, увидела, что ведьмы и след простыл. Обняв подушку, горько всхлипнула. Смахнула слёзы, зажмурилась, с твёрдым намереньем сейчас же уснуть и теша себя мечтой, что проснусь в родной, такой любимой спаленке. Под боком у мужа и без мыслей о всяких крылатых айсбергах.
— …Ваша Утончённость,
Кажется, только-только уснула и вот нужно вставать, готовиться к судному дню.
— Как себя чувствуете?
— Как не выспавшееся бревно. — Я со стоном села на кровати.
Нет, чувствовала себя вполне прилично. Голова больше не кружилась и виски не кололо тысячами игл. Но спать хотелось неимоверно.
— Заснули с брошкой? — От мисс Глазастость не укрылось приколотое к кружеву сорочки зачарованное украшение.
— Ты же сама просила с ней не расставаться, дабы цитирую: «Не обидеть наследника».
— Ну ночью-то можно и расстаться, — глубокомысленно изрекла девушка.
— Не умничай, — посоветовала всезнайке и спросила, силясь подавить зевок: — Чего так рано?
Интересно, кому так не терпится: мёртвым или живым?
Лучи восходящего солнца только начали окрашивать комнату в розовые тона, бликами скользили по стенам, путаясь в вышивке гобеленов.
— Не знаю. Сказали, через полчаса выезжаем.
Хорошо хоть не вылетаем.
Мабли помогла мне облачиться в светлое с завышенной талией платье, по подолу расшитое жемчугом. Заплела волосы в толстые косы, скрутив их в модные здесь валики. Как по мне, немного смешная причёска, зато под волосами уши не мёрзнут. Далее шёл замысловатый головной убор, тоже щедро усыпанный жемчужинами и увенчанный серебряным полумесяцем. По мановению руки девушки моё лицо окутало невесомой вуалью. Тёмная широкая накидка и бархатные перчатки довершали образ невесты Его Великолепия.
В данный момент самой несчастной из всех его избранниц.
Несмотря на то, что Мабли знала своё дело и уложилась в каких-то четверть часа, превратив меня из пугала, всклоченного и заспанного, в бледнолицего ангела, в холл я спустилась последней. Остальные алианы, немного перевозбуждённые, взволнованные из-за предстоящей встречи с покойницами, разбившись на группки, о чём-то негромко переговаривались.
Его Великолепие тоже поднялся ни свет ни заря, дабы препроводить нас к своим вельможным родственницам. Именно его холодный, пронизывающий, как будто проникающий в меня и сквозь меня взгляд я ощущала на себе всё то время, пока спускалась по лестнице, покрываясь инеем и леденея.
Удивительно, как ногу не подвернула и кубарем не покатилась по ступеням, ведь не менее пристально, а ещё зло и с явной долей ревности, на меня смотрела Керис. Добавить к этому плотоядный интерес драконьей липучки по имени Игрэйт, привычно крутившейся возле кузена, а в довершение ко всему Крейна, которого заметила среди стражников Их Светлости и Великолепия, и можно смело делать вывод, что это самое паршивое утро из всех, что довелось мне пережить на Адальфиве.
Простучав каблуками по ступеням, я опустилась пред ясными драконьими очами в глубоком реверансе. Почувствовала, как сердце — нет, не пускается вскачь, как это было раньше, от его близости, в его присутствии, — но всё равно предательски замедляет свой ритм, почти переставая биться.
А потом и вовсе замирает, когда моего слуха достигает глубокий, чуть хрипловатый, обволакивающий разум голос:
— Доброе утро, эсселин Сольвер.
То ли Герхильд меня обманул и толку мне от этой булавки, как лысому от расчёски. То ли… О втором «то ли» я категорически запрещала себе думать.
Князь Темнодолья тоже что-то говорил. Кажется. Я вроде бы слышала его голос — настырное жужжание мухи. И алианы, не замолкая, приглушённо шептались. А в моём сознании, наслаиваясь на этот ненужный гомон, по-прежнему отголосками звучало приветствие Скальде.
Вот ведь дурацкое наваждение.
— Ну наконец-то! — И не думала церемониться со мной эссель Тьюлин. Нетерпеливо дёрнула меня за локоть, заставляя покончить с реверансом, прогоняя истому, предательски охватившую тело.
Тоже дурацкое. И я глупая. Боюсь поднять голову, чтобы снова не угодить в ловушку холодных глаз, и вместе с тем хочу его увидеть. Не украдкой, из-под опущенных ресниц, как сейчас. А чтобы глаза в глаза, чувствуя, как становится жарко от его льда.
Точно наваждение.
Это раньше я могла себя оправдывать, сваливая всё на привязку. А теперь? Кого ругать теперь? Только саму себя.
А ведь рядом Крейн — мужнин двойник. Как ни странно, живой и вполне себе невредимый. Но его отчего-то не тянуло отыскать взглядом, задержаться на мужественном лице на секунду или две.
— Пойдёмте скорее. Дорога предстоит длинная, — ворчливо проговорила эссель Тьюлин, и алианы гуськом последовали за ней и молчаливыми мужчинами.
Глава 24
Моим надеждам на наземное путешествие не суждено было сбыться. Пришлось переносить воздушное, нервно царапая ногтями бархатную обивку сиденья. Кусать в волнении губы и отчаянно молиться всем богам, местным и иномирным, о благополучном исходе этого головокружительного (и тошнотворного) полёта.
Из-за плохой погоды кареты болтало из стороны в сторону, будто прохудившиеся лодки в море в самый разгар шторма. С каждым новым толчком казалось, что вот сейчас мы «пойдём ко дну», другими словами, рухнем в туманную неизвестность. Только покинув одну зону турбулентности, мы тут же ныряли в следующую.